Книга Холодная, страница 96 – Инна Инфинити

— И я люблю тебя, Максим. Помни об этом всегда.

Мы еще стоим так какое-то время, а затем Кристина выбирается из гамака, и мы направляемся в дом.

Оставшиеся три недели до ее отъезда проходят, как три дня. Кристина перестала ездить в компанию к отцу, чтобы не терять даже эти два дня в неделю. Все это время я почти не выпускаю Кристину из своих рук. И мы почти не выходим из моей комнаты. В наших поцелуях все больше боли, а в Кристининых глазах все больше слез.

За четыре дня до отъезда Кристина стала собирать чемоданы. Наглухо закрывала дверь своей комнаты и врубала тяжелый рок. Я не заходил к ней. Тупо лежал на своей кровати и смотрел в потолок. Я знаю, что Кристина включает музыку, чтобы я не слышал ее рыданий. И мы с ней все еще не обсуждали, как будем продолжать отношения на таком расстоянии.

За два дня до отъезда я решил поднять эту тему.

— Я приеду на зимние каникулы. Потом еще будет неделя весенних. Ты мог бы приехать ко мне на российские майские праздники. Ну и летом два месяца будут в нашем распоряжении, — спокойно сказала мне Кристина, но я все же расслышал дрожь в ее голосе.

— И сколько лет так будет продолжаться? — Мой голос прозвучал очень зло.

— Сначала четыре. Бакалавриат мне точно нужно там окончить.

Я истерично засмеялся.

— Сначала? А что потом?

— Я планировала отучиться там еще два года в магистратуре и два года в MBA.

— То есть, ты предлагаешь нам так жить восемь лет???

Она молчала. Потом наконец выдала.

— MBA, в принципе, необязательно.

— То есть, шесть лет?

Снова молчит, дышит тяжело, в глазах слезы. Но все же она говорит:

— Да.

Я беспомощно опускаю веки. Мне просто хочется умереть. И даже не от того, что почти не буду видеть Кристину шесть лет. А от того, что она все-таки уезжает. Тихая, кроткая девочка из лагеря действительно стала беспощадной машиной, сносящий все на своём пути. Даже свою любовь.

— Максим, ты мог бы через год перевестись из МГИМО в Америку. Не в Гарвард, но в какой-нибудь вуз недалеко от него.

— Кристина, ты могла бы через год перевестись из Гарварда в Россию. Не в МГИМО, но в какой-нибудь вуз недалеко от него, — я в точности повторил ее слова.

Она хмыкнула.

— Я не могу.

— Я тоже не могу.

Она еще молчит какое-то время, а потом спокойно говорит.

— Максим, я все это спланировала еще до встречи с тобой. Ты ворвался в мою жизнь и полностью меня обезоружил. Ты слишком мало знаешь о моем отце, о том, как он меня воспитывал, чему учил, какие ценности прививал. Я не могу остаться, как бы сильно я этого ни хотела. У меня есть договоренность с папой. Я не имею права поменять сейчас мнение. Мне нужны эти шесть лет. Иначе отец меня не простит.

— Давай я поговорю с ним?

— Не надо. Так будет только хуже.

— Почему?

— Потому что тогда он посчитает, что я слабая. Это моя с ним битва. Я не могу проиграть отцу.

Ее слова показались мне каким-то набором бреда.

— Кристина, о чем ты говоришь? Какая еще битва с родным отцом? Что значит «он посчитает, что я слабая»? Ты его дочь.

Она нетерпеливо дернула головой.

— Максим, ты не понимаешь. Это наши с ним дела. Он меня любит, но есть вещи, за которые он не прощает. Я не говорю, что он от меня откажется, если я останусь в России. Но просто я опущусь в его глазах. — Она махнула рукой. — В общем, не бери в голову. Это наши с ним взаимоотношения.

Она поднялась с кровати и направилась к выходу.

— Ты куда?

— Мне нужно съездить к Вике и на могилу к маме. Попрощаться.

Она уехала через сорок минут. Я не предложил ей отвезти ее. Она и не просила. Кристина превосходно научилась водить машину сама.

Она вернулась за полночь. Я ей в течение всего дня не звонил, она мне тоже. Родители уже спали. Кристина тихо зашла в свою комнату и плотно закрыла дверь. Ее самолёт улетает послезавтра в 2 часа дня. А учитывая, что уже перевалило за 12 ночи, то получается, что завтра. Ей нужно было собрать последние вещи.

Где-то через полчаса я услышал звук закрывающейся молнии на чемоданах. Потом послышался шум воды из Кристининой ванной. И где-то еще через полчаса она пришла в мою комнату. Тихо легла рядом и повернулась ко мне.

Я к ней не притронулся. Так и остался лежать, глядя в потолок.

— Максим, я люблю тебя, — тихо сказала, не сводя с меня глаз.

— Тогда не уезжай, — ответил ей бесцветным голосом.

Она молчит, дышит ровно. Не знаю, сколько времени так проходит. Кристина тянется ко мне, нежно целует губы, но я не отвечаю. Кажется, ей все равно, потому что от губ она спускается к шее, ключицам. Отбрасывает в сторону одеяло и садится на меня. Спускается поцелуями ниже, проходится губами по татуировке, идёт к животу.

Я не останавливаю ее, но и не отвечаю на ласку. Когда я начинаю чувствовать ее дыхание внизу живота, желание все же просыпается во мне. Внизу начинает приятно тянуть. Кристина снимает с себя ночнушку, с меня стаскивает боксеры и отбрасывает их в сторону. Берет в руки мой уже поднявшийся член и начинает мягко сжимать в ладони. Я не могу сдержать стон, но сейчас в нем душевной боли больше, чем наслаждения.

Кристина аккуратно проходит по нему губами, затем мягко берет в рот. Я зажмуриваю глаза и шумно выдыхаю. Она не останавливается, ее ласка становится настойчивее, мои ощущения острее.

Кристина делала мне минет и раньше. Но ни разу еще я не испытывал от него такого наслаждения. Будто чувствуя, что я уже на грани, Кристина отрывает голову и тянется к прикроватной тумбочке. Выдвигает верхний ящик, достаёт презерватив и надевает его на мой член. Медленно садится сверху и сама издаёт стон. Я подхватываю ее за бёдра и помогаю двигаться. По ее щекам текут слезы.

Резким движением я снимаю Кристину с себя и прижимаю к стене спиной к себе. Вхожу в нее сзади, наматывая на свою руку ее длинные волосы. Она запрокидывает голову назад и издаёт громкий стон. Я двигаюсь очень резко. Резче обычного. Но я знаю, что ей нравится. Я кусаю ее плечи, она вонзает ногти мне в ноги. Я снова слегка тяну ее за волосы. Кристина приемлет боль в постели в допустимых объёмах.

А сейчас боли хоть отбавляй. Правда, душевной.

Оргазм накрывает мощной волной. Кристина впивается в мои ноги ногтями, кажется, до крови. Я сжимаю ее волосы в кулаке тоже сильнее обычного. Мы одновременно шумно выдыхаем и падаем на кровать. Мое сердце колотится, что есть силы. Я слышу, что Кристинино тоже.

Я снимаю презерватив, завязываю его и бросаю на пол. Беру одеяло и накрываю нас. Кристина, не говоря ни слова, отворачивается к стенке. Я знаю, что она делает это, чтобы скрыть свои слезы, которые сейчас градом текут по ее лицу. Я придвигаюсь к ней и крепко обнимаю сзади, утыкаясь лицом в ее волосы. Жадно вдыхаю аромат жасмина.