Онлайн книга «Драконья кровь»
|
Пожалуй, он прав. Нет, будь дело откровенно уголовным, молчать не стали бы. Скорее всего не стали бы, мысленно поправила себя Милдред. Но вот маленькая странность… …семейное проклятье. …то, которое поражает исключительно Эшби. - Здесь нехорошо, - она присела на подлокотник, что было в высшей степени невежливо по отношению к хозяевам, да и в принципе. – В самом доме. Я понимаю, что источник накладывает свой отпечаток, но все равно… неуютно. - Скоро уедем. - Думаешь? - Возьмем кровь. Если понадобится, то у всех жителей этой дыры, - Лука смотрел снизу вверх и под взглядом его Милдред вновь ощущала себя… Живой? Пожалуй. Цельной. Такой, какой она должна быть. Без маски и когтей, покрытых алым лаком. Без короткой стрижки. Каблуков. Без груза вины. Без страха. Без тоски, которая накатывала по вечерам, нашептывая, что все усилия – они пустое, что ничего-то Милдред не может, что дара у нее капли, а упорство ее отдает навязчивой идеей. - А там посмотрим, кто связан с Эшби. Позовем менталистов… - Тебе же сказали, что бесполезно. - Мало ли, чего мне там сказали. Проверить стоит. А если и бесполезно, сработаем по старинке. Сама сказала, что этот тип, в отличие от Чучельника, не такой и аккуратист. - Значит, веришь? – она коснулась колючей макушки, на которой начали пробиваться волосы. Седые. И может, поэтому он и сбривает их? Чтобы никто не видел седины. В глаза заглядывать непринято, иначе не получилось бы прятаться, в них все та же глубокая усталость, которая появляется от слишком уж долгих бесед с тьмой. - Идем, - Лука подал руку. – Поглядим, что там наш умник нарыл… и не отходи от меня, ладно? Чуется, что это веселье лишь началось. А главное, не стоило отпускать Эшби. Не стоило. Эта мысль не давала Луке покоя. Он пережевывал ее и так, и этак, пытаясь понять, мог бы остановить Николаса. Мог бы. Задержать до выяснения. Сунуть в камеру. И кинуть адвокатам кость в виде кукол. Пусть бы доказывал, что не он их делал. Доказал бы, конечно, даже на предварительном слушании доказал бы, но пока оно еще случится, это слушание. А судья бы понял. Судьи порой бывают весьма понятливыми, особенно на громких делах. Хотя… Про кукол Лука там, на берегу, еще знать не знал. Так придумал бы что-нибудь другое. В первый раз, что ли? И не в первый, и не в последний. Но нет же, поверил… дурак. Теперь сиди и майся, гадай, вернется Николас Эшби в свое логово или исчезнет где-нибудь в горах, где его годами искать можно и, главное, без малейшей надежды на успех. Миссис Фильчер сидела в коридоре. На краешке стула. Поджатые губы. Прямая спина. Руки на коленях. И мизинец нервно дергается. Взгляд устремлен на дверь, за которой расположен врачебный кабинет Николаса Эшби. И по-хорошему, девчонку надо было бы отвезти в мертвецкую, но в последнее время сама мысль о том, чтобы куда-то ехать, вызывала у Луки зубную боль. - Если бы вы знали, как я вас ненавижу, - сказала Фильчер, не повернув головы. – И вас. И Эшби… и себя тоже. От нее пахло сердечными каплями. - Почему? – Милдред остановилась перед женщиной. – В чем наша вина? - Вы должны были просто его арестовать. Арестовать и увезти. И вы бы увидели, каким чудовищем он стал… вы бы поняли… все поняли. - Но мы не понимаем. Расскажете? - Что? - Все, - Милдред осторожно коснулась руки и зацепилась за взгляд. А ведь миссис Фильчер пьяна и мертвецки, что, правда, не мешает ей притворяться леди. Впрочем, Лука уже успел понять, что приличные леди – еще те притворщицы. – Это была ваша идея, верно? О том, чтобы Зои вышла замуж за Николаса Эшби? И вы не желали зла. Вы хотели для своей дочери лучшей жизни, правда? Теперь голос Милдред звучал мягко. И миссис Фильчер всхлипнула. А Милдред подала знак, чтобы он отошел. И верно, задушевные разговоры не терпят суеты. - Я… я просто устала… целый день… убирать и мыть, мыть и убирать. Готовить. Выглядеть так, чтобы нравится… а он… ходил к этой шлюхе Элисон… все ходили к этой шлюхе… она появлялась в церкви каждое воскресенье, гордая, будто совершила что-то и вправду достойное. Шла. И на нас смотрела свысока. Как же я ее ненавидела… - Так бывает. Мужчины часто не ценят то, что делают для них женщины. - Он сказал, что в постели я – бревно, что ни на что не способна. Он смеялся надо мной. Издевался. Нет, не бил… хотя бы не бил, но мог сказать такое, что потом целый день сердце болело. У меня ведь есть сердце. - Конечно, есть. Лука поставил стул. Он не знал, правильно ли это и не помешает ли он разговору, но Милдред кивнула. - Просто некоторым приходится его прятать. Вы любили Зои. - Он меня упрекал. Девочка. А он сына хотел. Нет, он любил Зои, но ведь он сына хотел. А я… я больше не могла. Не желала… ребенок в доме – это так утомительно. Стирка и стирка, уборка… я с ног валилась, а он говорил, что хорошая жена должна успевать все. Я так хотела стать хорошей женой. За дверью было тихо. Здесь пахло лекарствами. И еще отчаянием, которое читалось в дрожащих пальцах, в расцарапанном до крови мизинце, в глазах, в которых застыли слезы. - Я попросила… одну женщину… в Тампеске. Она продавала лекарства. Верное средство. А потом… эта айоха… все знают, что айоха разбираются в травах. К ней многие ходили, чтобы… вы же понимаете, мужчины порой совершенно ненасытны, а расплачиваются за это женщины. Она помогала. И молчала. И всем было хорошо. Руки прижались к подбородку, который мелко задрожал. - Зои, - напомнила Милдред. – Вы любили ее. Вы хотели, чтобы она была идеальной. - Да. Вздох. - Она… она всегда была такой умницей… и красивой… для женщины очень важно быть красивой. Я воспитывала ее, как маленькую леди. Я сама шила ей платья и лучше не было даже в Нью-Йорке! - Я верю. - Я говорила ей, что мужа следует выбрать правильно. Сейчас женщины ведут себя совершенно безнравственно. некоторые даже позволяют это... не мужьям. Вы же понимаете?! - Понимаю, - голос Милдред слегка дрогнул. Ей бы пошло свадебное платье, такое, чтобы белое и с кружевами, вроде тех, которые пересматривала Милли. Она выписывала каталоги и могла листать их часами, а после долго и въедливо сравнивать один наряд с другим. И главное, требовала, чтобы Лука тоже сравнивал. Он пытался. Честно. Но разницы особой не видел. А она была. И Милли обижалась, думая, что он издевается. |