Книга Екатерина Великая. Завершение Золотого века, страница 107 – София Волгина

— Ах, вот оно что! Кто бы мог подумать! L’amour ne se commande pas!

* * *

Во время антракта в Большом театре, семейство Наршкиных, при встрече с старой «усатой» княгиней, Натальей Петровной Голицыной, поклонились ей и получили в ответ надменный, едва заметный кивок, что весьма задело графиню Марину Осиповну.

— Боже мой, каковая сия статс-дама, княгиня Голицына гоношистая! — возмутилась она. — Не поклонится, как человек. Сказывают, с ней разговаривать надобно оглядываясь, понеже она к любому слову может придраться.

Графиня Анна Никитична усмехнулась:

— Умна, что и говорить! Всё пляшет под ее дудку. Сумела расстроенное мужнино хозяйство привести в порядок и даже значительно увеличила его. Князь Владимир, муж ее, весьма красив, но слабохарактерен и простоват.

Дочь Нарышкиных, Наталья, заметила:

— Зато для нашей Натальи Петровны нет никакой другой почтенной фамилии, опричь Голицыных. Вообразите, сказывают, княгиня хвалила Иисуса Христа своей внучке, а та ее и спрашивает: «Не из фамилии ли Голицыных Иисус Христос?».

Граф Лев рассмеялся:

— Это ж надо, как она заморочила голову ребенку! А ведь сама урожденная Чернышева, тоже весьма знаменитая фамилия. Отец ее, дипломат Петр Григорьевич Чернышев, много лет жил в Англии, там Наталья и получила хорошее образование. А вот дед ее, Григорий, был деньщиком самого Петра Великого, который и оженил его на своей полюбовнице Евдокие Ржевской. Так что, дорогая Никитична, Наталья, как ни крути, внучка Великого Петра! Оттого, знать, и гоношится.

— Слыхивала я, что-то сказывали про ее происхождение… То-то, зрю, смела… Видать, в деда пошла. Хотя, другой дед, по материнской линии, Андрей Иванович Ушаков, был при Петре Первом главой тайной розыскной канцелярии, славился тоже своей жестокостью.

Лев Александрович согласился:

— Ну, что ж теперь удивляться, что она имеет крутой, надменный нрав? Высокомерная Наталья с детства требовала, чтоб ее называли по имени и отчеству. Можливо себе таковое вообразить?

— Да-а-а-мс. Хм.

Граф Лев обратился к брату:

— Ты же ведаешь, что свой дом княгиня Голицына превратила в великосветский салон для французской эмиграции?

— А как на то смотрит государыня?

— Благосклонно, — насмешливо ответствовал граф, — понеже полагает таковое общество за оплот престола противу вольнодумства. Екатерина Алексеевна весьма почитает ее, понеже княгиня сажает картофель во всех своих поместьях, а такожде расширяет и пользует новые машины, закупленные в соседственных странах, на своих фабриках.

Графиня Наталья Львовна фыркнула:

— Все так её почитают! У нее кругом и всюду родственники кто по крови, кто по бракам.

Марина Осиповна молвила с некоторой завистью:

— Слыхивала, уже взрослых детей своих она держит в ежовых руковицах. Не то, что мы…

Муж ее, усмехнулся:

— И что же? У нас прекрасные дети! Вот слыхивал, когда княгиня Голицына со своим семейством жила в Париже, муж ее проигрался в карты и она вынуждена была обратиться к известному магу Сен-Жермену. Но тот денег не дал, а выдал ей тайну трех карт, благодаря чему ее муж сумел отыграться.

— Вот как! Вот почему они так богаты! — воскликнула, расширив глаза, Анна Нарышкина.

Граф Лев, иронично рассеял догадку невестки:

— Поверьте, Анна Никитична, совсем не потому, что муж теперь выигрывает. Условием было, что он никогда не сядет за карточный стол. Отыгрался и будь здоров!

— А каковые же то были три карты? — полюбопытствовал граф Александр Львович.

— Кажется, тройка, туз и пиковая дама.

— Пиковая дама? — мрачно отозвался граф. — То-то я все думаю, кого же мне княгиня Наталья Петровна напоминает…

— Кого же?

— Кого! Пиковую даму и напоминает…

— Хм. Никому не молви, понеже могут статься неприятности, — посоветовал брату Лев Александрович.

— И в самом деле, — отозвалась Анна Никитична, — она — натуральная «пиковая дама». И отрывистый характерный смех ее на то указывает. Сказывают, она стала скупой. Вы заметили какие черные усики выросли у сей чванливой дамы?

— Наподобие, как у нашей статс-дамы Протасовой, — подтвердила Наталья Львовна.

— Вот-вот… Как она сумела себя поставить, что ее осыпают почестями? — выразила свое недовольство сим, графиня Анна. — В день ее рождения, весь город приезжает ее поздравить. Даже, сказывают, жена Великого князя Александра бывает тамо.

— Сие еще что! После представления ко двору, каждую молодую девушку везут к ней на поклон, а гвардейские офицеры, токмо надевшие эполеты, приезжают к ней, как к главнокомандующему.

— Чудеса, да и токмо! — отметила Марина Осиповна, оглядываясь, боясь, как бы ее кто не подслушал и не донес бы княгине Голицыной.

* * *

Средь бела дня, в последний день лета, пришло сообщение, что на девяносто втором году жизни умер бывший Президент Императорской Академии искусств — Иван Иванович Бецкой.

— Пришло и его время, — констатировал, доведший до сведения императрицы о его кончине, граф Безбородко. Императрица, взглянув на Перекусихину, с трудом сдержавшись, не заплакала.

— Что ж, пора было и ему на небеса, — заявил Платон Зубов, — до таковых лет дожить, редко кому удается.

Безбородко подхватил:

— Стало быть: пожил, уж пожил, что и говорить… Кстати, ужо известно, что, своей воспитаннице — Анастасии Соколовой, он завещал восемьдесят тысяч серебром, и сорок тысяч ассигнациями.

— А дома на Дворцовой набережной? — испросил Платон Зубов.

— Тоже ей.

— Совсем не дурно! — безразлично отметил Платон и вдруг подхватился уходить:

— Спешу, государыня-матушка, ждет меня Михаил Грабовский, буду скоро назад.

— Ступай, — разрешила государыня, не глядя на него. Глаза у нее покраснели, губы опустились, она не хотела, чтоб он видел ее в слезах. Как токмо Зубов скрылся за дверью, она молвила, обращаясь к Безбородке, Моркову и Трощинскому: