Книга Загадка номера 622, страница 100 – Жоэль Диккер

– Ты же сказал, что Тарногол был последним, кто видел Жан-Бенедикта Хансена живым. Плюс в службу безопасности “Паласа” поступил вызов по поводу “скандала” в номере, где находился Хансен. А сразу после убийства Тарногол бесследно исчез, оставив заявление об уходе без всяких объяснений. Почему Тарногола нет в твоем списке? Вряд ли это простая оплошность.

Сагамор хитро улыбнулся.

– Я тебе потом все объясню, – пообещал он, не отвлекаясь от записок на доске.

От имен двух подозреваемых, выбранных лейтенантом, стрелка вела к последнему разделу.

– Зачем убивать Хансена? – продолжал Сагамор. – По словам жены, у него не было врагов и он никогда ни от кого не получал угроз. Единственный мотив, который приходит мне на ум, связан с выборами президента банка.

– В ту субботу совет банка собирался объявить в бальном зале имя Льва Левовича, – напомнила Кристина. – У нас есть показания инспектора полиции Вале, утверждавшего, что он ясно расслышал последние слова Ораса Хансена: “Левович – президент”.

– Верно, но у него как раз перед этим случился сердечный приступ, – возразил Сагамор. – Поэтому я не уверен, что судья примет это во внимание.

Кристину его аргументы не убедили:

– Вполне вероятно, что Жан-Бенедикта убил Левович, потому что тот хотел помешать ему занять высокий пост, рассчитывая протолкнуть в президенты своего кузена Макера. Нам известно, что Жан-Бенедикт Хансен остался в меньшинстве, поскольку Синиор Тарногол и Орас Хансен голосовали за Левовича. Таким образом, после его избрания, но до оглашения результатов Жан-Бенедикт сообщил Макеру Эвезнеру о создавшейся ситуации. Макер, понимая, что Левович представляет для него реальную угрозу, предвидел такой п оворот событий и отравил водку, предназначенную для коктейля, чтобы выиграть время и не допустить торжественного объявления в бальном зале.

– К сожалению, у тебя нет никаких доказательств этой прекрасной версии, – поддел ее Сагамор.

– Макера Эвезнера и Жан-Бенедикта Хансена видели на кухне, когда они проверяли бутылки водки, – не сдавалась Кристина. – И после массового отравления Левович, выяснив, что Жан-Бенедикт по‐тихому интригует против него, решился на убийство.

– И переехал в Афины? – удивился Сагамор. – Твоя гипотеза не выдерживает критики.

– У тебя есть что‐нибудь получше?

– Да. Я думаю, что Хансена убил Макер Эвезнер, чтобы заполучить пост президента.

– Напротив, Жан-Бенедикт сделал все, чтобы ему помочь, – сказала Кристина.

– За два дня до убийства Анастасию Эвезнер, жену Макера, прямо перед “Отелем де Берг” сбила машина. Я расспросил врача, осматривавшего ее в больнице. Оказалось, на нее наехал Жан-Бенедикт Хансен. Он утверждал, что забыл включить фары и не заметил ее. Два дня спустя, в день выборов, Анастасия Эвезнер случайно застала дома грабителя. Это не может быть простым стечением обстоятельств.

– Ты думаешь, под маской грабителя мог скрываться Жан-Бенедикт?

– Не исключено. Желая оказать давление на Макера, он сначала чуть не задавил его жену, а потом взломал сейф в поисках компромата.

– Тебе удалось узнать что‐нибудь об Анастасии Эвезнер? – спросила Кристина.

– Нет, я пытался напасть на ее след, но безрезультатно. Я опросил ее окружение, но у нее практически нет друзей. Впрочем, честно говоря, я не вижу, при чем тут она. В день ограбления она оставила мужу записку, что бросает его. Воспользовавшись отсутствием Макера, она сбежала. Их личные разборки нас, по идее, не должны интересовать.

– Я все равно не представляю, – сказала Кристина, – зачем Макеру Эвезнеру понадобилось бы убивать Жан-Бенедикта Хансена.

– Затем, что он узнал о нем всю правду.

– Правду? Какую правду?

Сагамор помрачнел:

– Кристина, одну улику я решил утаить от всех, не считая нескольких своих коллег и шефа уголовной полиции Вале. По этой причине они нам и передали дело. Возможно, это и есть главное вещественное доказательство.

– Ну же, не томи! – подстегнула его Кристина.

– Нам надо копать, начиная еще с того нашего расследования, которое мы предприняли до убийства Хансена, почти год назад, внедрив тебя в банк. По моему мнению, это звенья одной цепи.

Кристина недоверчиво поджала губы:

– Не понимаю, куда ты клонишь. Ты так и не объяснил, почему Тарногола нет на твоей доске, тем более если проблема в нем.

– Ты любишь сюрпризы? – спросил Сагамор.

– Не слишком, – нетерпеливо сказала Кристина.

– Ну этот точно тебе не понравится.

С этими словами Сагамор прикрепил к единственному свободному полю доски лист бумаги, на котором было написано:

– “Кто такой Синиор Тарногол?” – прочла Кристина.

Вместо ответа Сагамор подошел к металлическому шкафчику, в котором хранились папки с документами, и вынул оттуда большой пластиковый пакет.

– Утром после убийства, – начал он, – как только меня ввели в курс дела, я помчался в “Палас Вербье”.

– Знаю, – кивнула Кристина. – Мы же там встретились. Ты приехал из Женевы, а я из больницы! – хмыкнула она.

Сагамор потряс пакетом:

– Вот что я обнаружил в номере Жан-Бенедикта. Этот пакет был спрятан в шкафу.

Сагамор засунул в него руку. Содержимое пакета было досконально изучено криминалистами несколько месяцев тому назад, и теперь он мог не бояться испортить улики. Сначала Сагамор достал оттуда длинное пальто и надел его. С изнанки в разных местах в него были подшиты утолщения, так что силуэт получался довольно необычным. Кристина не сразу сообразила, в чем дело. Затем лейтенант выудил нечто вроде силиконовой маски и натянул ее на лицо. Кристина в ужасе отшатнулась. Невероятно! Филипп Сагамор исчез, перед ней стоял Синиор Тарногол.

– Тарногола никогда не существовало! Он был лишь творением Жан-Бенедикта Хансена!

•

В тот вечер в кабинете лейтенанта Сагамора Кристина долго и пристально исследовала силиконовое лицо. Она не верила своим глазам: это было изделие исключительного качества, выполненное с ювелирной точностью и мастерством. Такой искусной работы ей еще не приходилось видеть. Этот шедевр не имел ничего общего с масками из специализированных магазинов, тут чувствовалось необыкновенное внимание к деталям и уникальная технология. Шероховатости кожи казались донельзя реалистичными. Волосы и брови – не подкопаешься. Маска выглядела абсолютно живой. До жути. Тончайший силикон c потрясающей естественностью облегал лицо, повторял контуры губ и глаз, отзываясь на мимику с мягкостью натуральной кожи. Нос, все морщины и складки на лице шевелились с пугающей непринужденностью. Это было произведение редкого умельца, затмившее все, что ей попадалось до сих пор.