Книга Загадка номера 622, страница 92 – Жоэль Диккер

– Ну конечно, вы мне не верите! – рассердился Макер. – Но тогда объясните мне, почему в ту субботу, когда пост президента медленно, но верно ускользал от меня, Анастасия приехала в Вербье, чтобы оказать мне поддержку, побыть рядом в такой важный день. Она начертила помадой нежное послание на зеркале в моей ванной. По-моему, это поступок любящей женщины!

– Вы правы, – согласился Казан.

– В тот момент совет банка собирался проголосовать за Левовича. Официальному объявлению об его избрании помешало массовое отравление, и я, полагая, что у меня еще остается шанс на президентство, принял предложение Тарногола. Не прошло и нескольких часов, как Анастасия меня бросила и я стал президентом. А теперь объясните мне, доктор Казан, что это, как не козни дьявола!

Казан медлил с ответом, и Макер продолжал:

– То, что случилось той ночью, не укладывается у меня в голове. Больше я ничего не могу вам сказать. Вы все равно только посмеетесь.

– Вы про ночь убийства? – Казан внезапно насторожился. – Что случилось той ночью? Вы всегда говорили, что крепко спали, приняв снотворное.

– Я кое‐что знаю, доктор Казан. И этой информацией, видимо, не располагает даже полиция.

Помолчав, Казан мрачно спросил:

– Макер, зачем вы дали добро на эту сделку, если не хотели потерять жену?

– Я пошел на поводу у своих амбиций. Кроме того, мне тогда казалось, что я и так уже потерял ее.

– Почему?

– У меня создалось ощущение, что наша любовь угасла. Что у нас не осталось ничего общего. Я был поглощен работой в банке, она занималась непонятно чем. В последние годы мы ходили вместе только на официальные мероприятия. Всегда в толпе, всегда на виду. Только не наедине. Честно говоря, мы избегали друг друга. Мы возделывали порознь каждый свой тайный сад, но вырастить что‐нибудь вместе оказались не в состоянии.

– Красивый образ, – признал Казан.

– В тот год мне и в обществе жены было одиноко. И расставаясь, мы не тосковали.

– Вот это отсутствие тоски, так сказать, губительно для супружеских отношений.

Макер кивнул:

– Странное все же изобретение “супружеская пара”, оно неминуемо оборачивается одиночеством вдвоем… Так вот, в тот проклятый субботний вечер я вдруг спросил себя, какой смысл бороться за женщину, которая мне изменяет.

Казан выпучил глаза:

– У вашей жены был роман?

– Да, доктор.

– Откуда вы знаете?

Макер уклонился от ответа:

– Не проходит и дня, чтобы я не вспоминал снова и снова тот вечер, когда променял жену на пост президента. Интересно, что бы произошло, если бы я бился за Анастасию до конца. Ну не избрали бы меня президентом, и что такого? Мы бы наверняка уехали из Женевы вместе. Я бы вернул ее, восстановил наши отношения. Но я позволил ей уйти…

– С вашего позволения, Макер, – прервал его доктор Казан, – я сыграю роль адвоката дьявола, простите за дурацкий каламбур. С чего вы взяли, что ваша жена не оставила бы вас в любом случае, раз вы считаете, что у нее был любовник?

– Я этого не исключаю. Но, по крайней мере, я бы не сдался. Я бы показал ей, что готов пожертвовать всем ради нее. Мое отречение было проявлением слабости. Знаете, доктор, я мечтал стать президентом этого чертова банка, но теперь, когда я им являюсь, мне совершенно ясно, что я мечтал только о том, чтобы меня любили. А этой цели достичь гораздо труднее.

Выйдя от Казана, Макер вернулся в банк пешком. Он пребывал в унынии, и прогулка принесла ему облегчение. По улице Жана Сенебье он дошел до парка Бастионов и зашагал по главной аллее.

Сияло солнце. Воздух был восхитительно мягким. Птицы во весь голос приветствовали приход весны. На лужайках пестрели ковры крокусов и уже пробивались тюльпаны. Народ брал штурмом освободившиеся скамейки, осаждал террасу паркового ресторана, а перед высокими воротами, ведущими на площадь Нёв, сражались местные шахматисты.

Макер, наблюдая за этой нехитрой жизнью, думал об Анастасии – уже четыре месяца от нее не было никаких вестей.

Своим друзьям, родственникам и всем тем, кто приставал к нему с расспросами, он отвечал, что Анастасия бросила его и уехала. Как правило, его собеседники смущались. В течение некоторого времени после ее исчезновения Макер был вынужден скрепя сердце давать отчет знакомым, соседям, продавцам, почтальонам:

– Передавайте привет жене, месье Эвезнер!

– Она бросила меня.

Вскоре он пришел к выводу, что друзей у него не так уж и много, потому что никто, похоже, не беспокоился о его состоянии, никто не предлагал пойти поужинать, развеяться. Некоторые вообще не задавали никаких вопросов. Если не считать нескольких любопытствующих доброжелателей, вокруг него царило удручающее безразличие.

Макер пересек площадь Нёв и свернул на улицу Корратри, которая начиналась между музеем Рат и стенами Старого города, отсюда до Эвезнер-банка уже было рукой подать.

Там его встретили с привычным теперь почтением:

– Доброе утро, месье президент! – пробубнили клерки из службы приема.

Макер любезно кивнул им в ответ.

– Доброе утро, месье президент! – засуетились угодливые подхалимы, пересекаясь с ним в просторном холле.

– Доброе утро, месье президент! – кудахтали счастливцы, ехавшие с ним в одном лифте и взволнованные такой близостью.

На каждом этаже кто‐нибудь входил или выходил из лифта с неизменным “месье президент…”. Наконец‐то, уже в полном одиночестве, Макер доехал до верхнего этажа и направился к бывшему офису отца, который теперь перешел к нему.

В приемной сидела Кристина, она перебралась сюда вместе ним и охраняла его владения. Она радостно улыбнулась ему:

– Доброе утро, месье президент.

– Кристина, – пожурил ее Макер, – когда вы прекратите называть меня президентом?

– Никогда. Президент теперь вы!

Он подмигнул ей, вошел в кабинет и закрыл за собой дверь, показывая, что просит его не беспокоить.

Он сел в кресло. Что‐то он совсем растерялся. Перед его глазами стояла фотография Анастасии, которую у него так и не хватило духу убрать. Полиция не особенно заинтересовалась ее отъездом. Вскоре после убийства Жан-Бенедикта лейтенант Сагамор из женевской уголовной полиции приехал допрашивать Макера в Колоньи. Он пытался установить связь между убийством Жан-Бенедикта, повальным отравлением в “Паласе” и ограблением дома Эвезнеров.

– И какую вы тут усмотрели связь? – озадаченно спросил Макер.

– Кража, отравление и убийство произошли в течение суток, и все они так или иначе связаны с Эвезнер-банком, – ответил Сагамор. – Как поживает ваша жена?

– Не знаю, – ответил Макер. – У меня нет от нее вестей.