Книга Вакантное место райской птички, страница 26 – Дарья Донцова

– Нам очень хочется побеседовать с Ореховым, – напомнил Сеня.

– Хорошо, – кивнул Дмитрий Сергеевич, – оставлю вас на время одних.

– Ты веришь, что садист, который убил трех женщин, может заботиться о бездомных уголовниках? – спросил Сеня, когда мы остались вдвоем.

Я промолчала, и некоторое время мы сидели не говоря ни слова. Потом в кабинет вернулся священник, вместе с ним вошел очень худой мужчина.

– Побеседуйте без меня, – предложил отец Дмитрий, – я временно покину вас.

Константин сел и посмотрел на Сеню.

– Здравствуйте, – произнес Собачкин, – меня зовут Семен, рядом Дарья. Мы сотрудники детективного агентства. К нам обратилась ваша жена…

– У меня нет супруги, – возразил Орехов.

– Бывшая, – уточнила я, – и Светлана Алексеевна тоже очень волнуется из-за исчезновения Рони.

– Кто это? – спросил Константин.

– Ваш сын, – ответил Сеня.

– Его зовут Кирилл, – поправил его собеседник.

Дальше разговор потек между Ореховым и Сеней.

– У вас есть еще один ребенок, он родился, когда вы находились в заключении, – пояснил Собачкин. – Карина Петровна узнала о беременности после вашего задержания.

– Ясно.

– Мальчик пропал.

– Жаль.

– Валера исчез во время дня рождения Кирилла. Вы помните день, когда родился старший сын?

– Зачем вы приехали? – задал свой вопрос Орехов.

– Спросить, вдруг вы можете нам подсказать, где находится ребенок?

– Я не поддерживаю связь с бывшей женой и сыном. Мальчиками.

– Что вы делали во вторник и среду?

– Мои дни проходят одинаково.

– Уточните, пожалуйста.

– Встал в пять утра, помолился, умылся, пошел в трапезную, поел. Затем чистил территорию вокруг храма. Обедал. Отправился отвечать на письма. Мы ведем переписку с разными местами заключения. Сейчас собираем посылку с лекарствами для трех зон. Четыре часа сидел у компьютера. Отправился на всенощную.

– Где такая улица? – удивился Собачкин.

– Всенощная – название службы в церкви, я читал на клиросе. Батюшка меня благословил. Потом поужинал, мы все пошли на беседу с епископом Пантелеймоном, он из Марфо-Мариинской обители к нам приехал.

Рассказывая об этом священнике, Константин впервые за все время беседы оживился.

– Очень люблю его слушать. Просто так хорошо на душе делается. Замечательный проповедник. Добрый, умный, образованный. Потом пошел к себе в келью. Прочитал вечернюю молитву, главу из Евангелия. И заснул. В среду не завтракал, потому что стоял на литургии и пошел под причастие. Потом обедал, починил стул в библиотеке, переписывался с зонами.

Я молча слушала Константина. Такое впечатление, что мы с ним обитаем в разных мирах и эпохах. Я живу в Москве двадцать первого века, а Орехов существует в параллельной реальности. И неизвестно, кому из нас лучше живется. Похоже, бывший зэк обрел мир в душе.

– Дети не растут, как сорняки, – неожиданно сказал Константин, – за ними надо следить, учить их, воспитывать, одевать, лечить. Я не могу обеспечить сыновьям нормальную жизнь, привести мальчика… мальчиков сюда тоже невозможно. Им здесь точно не место. И отец, отсидевший за убийство, не лучший родственник.

Константин встал, повернулся лицом к иконам, которые висели на стене, перекрестился, поклонился и торжественно произнес:

– Перед святыми образами говорю: я не похищал ребенка.

Потом он снова перекрестился и продолжил:

– Сказать мне больше нечего. Если я продолжу, то как в ступе воду толочь буду. Прощайте.

– Подождите, – попросила я. – Заподозрить в похищении Валерия кроме вас некого. Но мы можем ошибаться. У вас есть какие-то мысли по этому поводу? В прошлой жизни, до того, как вы стали верить в Бога, вы кого-нибудь обидели? Возможно, враги решили отомстить вам, Константин.

Орехов покачал головой.

– Недругов я не имел. И много лет с тех пор прошло. Что же касаемо меня. Зачем мне мальчика забирать? Я его никогда не видел, даже не знал, что он существует. Кирилла я почти не помню. Он был маленький совсем, когда я под арестом оказался. Приди мне нехорошая мысль похитить сына, наверное, я бы Кирилла увез.

– Жена и мать вас бросили, – подчеркнул Сеня, – а желание отомстить свойственно многим людям.

Орехов неожиданно улыбнулся.

– Вы не поймете, но я скажу. Да, когда я находился под замком, сначала обиделся на свою семью. В камере находились мужчины с разными историями. Одни из-за ерунды в тюрьму попали, другие за серьезные проступки. И все получали передачи. Кроме меня. Помню, как лежал ночью на нарах и не мог понять: за что я отвергнут матерью, она же мама! Супруга видела от меня только добро, я никогда ее не обижал. Неприятно, что Карина отвернулась от того, кому клялась в любви, но она мне не родня по крови. А вот мать… Потом, когда я оказался на зоне, от скуки стал в местный храм ходить. «Храм» это слишком сильно сказано, просто комната с бумажными иконами. Но батюшка оказался замечательный, умный, мы много с ним беседовали. На момент освобождения я благодарил семью за то, что она от меня отреклась. Я понял, что испытание Господь мне послал за грехи мои. Поэтому, когда я вышел, продал квартиру и перебрался сюда. Я счастливый человек, руки-ноги работают, голова соображает. А вот у тех, кто на третьем этаже лежит, совсем плохое состояние. Прошлой жизни для меня нет, она отрезана. Я жду, когда отец Дмитрий благословит меня уйти в монастырь. Да не в московский, не в городской, а в совсем бедный в глубине России. Ну зачем мне мальчик? Я выбрал иной путь. И спасибо, что семья лишила меня отцовских прав. В монастырь не примут мужчину, если он имеет несовершеннолетних детей. А я стал свободным.

– Уговорили, я понял: вам сын совсем не нужен, – брякнул Сеня, – серийный убийца перевоспитался, теперь вы святее папы римского. Да только женщин, которых вы убили, не воскресить. В монастырь собрались? Наверное, благое это дело. Но уходя, надо как следует за собой дверь захлопнуть. И вы знаете: любая обитель, как омут. Кто туда вошел, о том уже ничего не известно, в особенности, если он простой монах. Как-то раз искали такого «брата», повсюду в стены лбом бились, одно и то же от разных людей слышали: учета тех, кто от мира ушел, нет, они могут из одного монастыря в другой перейти. Вы где-то устроитесь, и не обнаружишь следов Орехова. Да, сын вам ни к чему и, судя по вашим словам, вы не особенно детей любите. Радуетесь, что вас отцовства лишили, в монастырь собирались. Но можно же было кого-то попросить сына увезти. Бабам-то отомстить небось хочется! Про неполученные передачки до сих пор помните, а число, когда Кирилл родился, забыли. Вы просто отец года.

Константин вдруг вскочил и молча выбежал, забыв на столе черные, связанные из шерсти четки.