Книга Когда оживают Страхи, страница 77 – Сергей Джевага

– Ол! Эй, Ол! Ты жив?..

Никакой реакции.

Грязно выругавшись, рыжая зашлепала вперед по щиколотку в воде. Отбросила с дороги обломок стеллажа, споткнулась о невидимую железку. Приблизилась почти вплотную и потянулась рукой, чтобы тронуть за плечо.

– Олифф…

– Стой! – внезапно для самого себя приказал я.

Нечто в моем голосе заставило замереть наемницу. Обернулась и посмотрела с недоумением.

– Что такое, искатель?

– Отойди!

– Но нужно помочь, сам сказал.

– Не прикасайся, говорю! – отрезал я.

В ее глазах сверкнула злость. Но, проследив за моим застывшим взглядом, Мора резко побледнела. Потому что тоже разглядела дымок или пар, едва видимую пелену, поднимающуюся над кожей и одеждой здоровяка в месте, где она соприкасалась с морской водой.

Измученная Тьмой, болью и потрясениями, наемница просто не успела отреагировать, когда Олифф ударил. Положения здоровяк не менял: так же полулежал, прижавшись лицом к консоли, повиснув на рукояти ворота, – расслабленный, почти умирающий. А в следующий миг хлесткая пощечина тыльной стороной ладони буквально смела наемницу.

Кувыркнувшись в воздухе и подняв фонтаны брызг, Мора рухнула в лужу. Пустила пузыри, захрипела, но сумела вынырнуть и принялась отползать на спине, следя широко распахнутыми глазами за тем, как поднимается здоровяк. Рваными дергаными движениями, как кукла на ниточках.

Шея и лицо толстяка чудовищно напряжены, скованные болезненной судорогой. Глаза красные от полопавшихся капилляров, а на щеках и лбу под кожей будто вяло переползали черви. Он хрипел и дрожал, а на губах выступила кровавая пена вперемешку с чем-то черным и липким. Голова и плечи дымились и парили, кожа стремительно покрывалась волдырями, разжижалась под действием соленой воды.

Не уследил. И неизвестно, когда заразился. Возможно, когда сцепились с Томом. Или когда меня выбросило в Тень. Можно предположить, что раньше, и сие являлось неким резервным планом существа, противостоящего нам. Однако вряд ли тогда б ринулся открывать шлюз и стоял бы в воде. Потоки Тьмы наверняка прошли через Изнанку и овладели разумом, а затем и какой-то сгусток прокрался по потолку.

Что ж, сие объясняет, отчего ощущение присутствия мрака не пропало после использования печати. Но хуже то, что здесь и сейчас я испытывал то же чувство, что и тогда, на лестнице. Опасность. Чье-то незримое присутствие. Пробирающий до дрожи липкий иррациональный ужас.

Глаза Олиффа медленно повернулись, взгляд вонзился в меня. А губы искривились в нехорошей ухмылке, руки потянулись к рыжей, пальцы сжались, будто ласково сдавливали шею.

Выстрел прозвучал приглушенно, как из-под мягкой подушки. В груди здоровяка появилась маленькая дырочка, на одежде расплылось красное пятно. Олифф покачнулся и посмотрел вниз – с каким-то детским удивлением и обидой.

Я нажал на курок во второй раз, и голова детины дернулась, затылок лопнул и разлетелся кровавыми осколками. Сам он покачнулся и рухнул навзничь, подняв брызги и волны. Раздалось громкое шипение, вверх ударил столб пара вперемешку с дымом. В неверном свете чудом уцелевших фонарей стало видно, что голова съеживается, как пробитый резиновый мяч, кожа оплывает. Из раны проклюнулись черные нити, попытались вырваться, уползти, но загорелись вялым чадным пламенем и расплавились, опали.

Однако я даже не заметил, как это произошло. Смотрел, как гибнет паразит в теле Олиффа. Видел, как возится и пытается встать Мора – окончательно оглушенная, на грани потери сознания. Но не придал значения, уязвленный до глубины души прозрением, ощущением неотвратимой беды.

Такое бывает в самых страшных сказках. Когда главное зло является из пустоты. Не рычит, не скалится, не пускает слюну, а молчит. И так же молча неотвратимо убивает.

Фонарь мигнул и потух с характерным треском, зал погрузился в темноту. Лампа загорелась на секунду и вновь погасла. Но в краткий миг между промежутками мрака взгляд уловил смутную фигуру, стоящую у ворот мастерской. Лишь безликий силуэт, будто состоящий из чистой первозданной Тьмы, голодной и пустой, жаждущей наполнить себя смыслом. А смрадная слизистая лужа у стены исчезла.

Явился…

Мысль мелькнула яркой искрой в сознании. А вслед за ней вернулся холод, за ним – призрачные голоса в ушах. Ужас накрыл так, что отнялись руки и ноги, сердце болезненно сжалось в груди. Осталась лишь глупая детская надежда на то, что вот сейчас свет загорится и чудовище пропадет, истает, что его вовсе нет и это игра воображения.

Лампа вновь жалобно затрещала, загорелась и разлила вокруг тусклое желтоватое сияние. Монстр не исчез. Стоял там же и следил за мной с холодным любопытством. Будто акула за мелкой наглой рыбешкой. Позволяя проникнуться моментом, осознать собственную беспомощность.

Безликий силуэт, постоянно меняющаяся и оплывающая форма, превращающаяся то в животное, то в человека. Ни глаз, ни лица. Липкая чернота, готовая поглотить любое живое существо. Но чернота разумная, хитрая, коварная.

– Беги, – ровно сказал я Море.

Если услышала, то не восприняла то, что я говорил. Слишком избитая и обессиленная, измотанная шепотом мрака, поглощенная своим страхом.

Ужас, растекающийся от Вестника, ощущался почти физически. Бил по голове как тяжелый молоток, оглушал, лишал воли и сил. И если я кое-как справлялся, то наемница превратилась в соляной столб.

И тварь сие прекрасно осознавала. Ибо в следующий момент плавно и стремительно рванула к рыжей. Ей требовалось тело, внутри которого, как в скафе, можно комфортно преодолеть путь отсюда к жилым районам Тары.

Погрузившись в Изнанку, я крест-накрест хлестнул по воздуху скрюченными пальцами, вкладывая огромное количество сырой силы. Но сообразил, что монстр не заметил моих потуг, разбил рябь на той стороне и разъел, будто кислотой, нарождающуюся печать. Тогда я громко и от души выругался, поднял пистолет и нажал на курок.

Сноп пламени разрезал пространство, оглушительно громыхнуло. Однако Вестник, будто почуяв опасность, замер, извернулся и создал внутри дымного тела сквозную дыру. Селенитовая пуля пролетела, не причинив ему вреда.

– Ах ты хитрый ублюдок, – процедил я. Резко ушел в Тень и рванул к Море. И когда Вестник приблизился, выпрыгнул в реальность за плечом у наемницы, выстрелил во второй раз.

Я самую малость, но опоздал. Помогло лишь то, что чудовище тоже замешкалось. Прикоснулось к рыжей, но отпрянуло – одежда Моры пропитана морской водой, – и в тот момент, когда я вывалился из Тени, резко рвануло прочь. Расплескалось по полу мокрой лужей, потоками грязи скользнуло ближе к воротам и снова приняло человекоподобную форму.

Схватив наемницу за плечо, я столкнул ее обратно в воду. Так себе защита, если можно перепрыгнуть и вцепиться в глотку, но все же. Да и защищать бросился не из желания прикрыть женщину или прочих глупостей из бульварных романов. Нет, из банальной опаски, что, заполучив новое тело, монстр станет сильнее.