Онлайн книга «Проклятый дар»
|
— Да. Она коснулась пальцем большого, тяжелого кольца с граненым белым камнем. «Это кольцо короля». — Да, это кольцо символизирует моего отца. А это, — сказал он, указан на тонкое кольцо с серой полосой, — мою маму. Гладкое — кольцо дедушки. «Он никогда не был королем?» — Королем был его старший брат. Когда тот умер, он мог бы править, если бы захотел. Но его сын, мой отец, был молод, крепок и решителен, и дедушка, тогда уже старый и слабый, передал власть сыну. «А мать твоего отца и родители матери? У тебя есть кольца для них?» — Нет. Они уже умерли. Я их никогда не видел. Она взяла его правую руку. «А эти? На этой руке тебе для колец даже пальцев не хватает». — Это кольца в честь моих братьев, — объяснил он. — По одному на каждого. Самое широкое — для старшего, самое тонкое — для младшего. «Значит, все твои братья носят еще более тонкое кольцо в честь тебя?» — Верно, и моя мама, и дедушка, и отец. «Твое кольцо самое тонкое только потому, что ты младший?» — Так принято, Катса. Но у них оно не такое, как остальные. В него вставлены крошечные камни, золотой и серебряный. «Как твои глаза». — Да. «Из-за Дара тебе полагается особенное кольцо?» — В Лиониде Одаренных почитают. Для Катсы такая мысль была неожиданна. Оказывается, есть народ, в котором почитают Одаренных. «У тебя нет колец в честь жен братьев и их детей?» По улыбнулся. — К счастью, нет. Но в честь собственной жены у меня было бы кольцо, и если бы у нас были дети, я бы носил по кольцу в честь каждого. У моей матери четверо братьев, четыре сестры, семеро сыновей, родители и муж. Она носит девятнадцать колец. «Это сумасшествие. Она вообще может шевелить пальцами?» — У меня с этим проблем нет, — он поднес ее руки к губам и покрыл костяшки пальцев поцелуями. «Меня никто не сможет заставить носить столько колец». По засмеялся и, перевернув ее руки, поцеловал ладони и запястья. — Тебя никто не сможет заставить делать что-то, чего ты не хочешь. И тут вступил в дело Дар По, точнее, та его часть, которая в последнее время начала нравиться Катсе все больше: он знал без слов, чего она хочет. С плутовской улыбкой По опустился перед ней на колени, обнял за талию и, притянув к себе, принялся ласкать губами ее шею. Катса затаила дыхание, забыв обо всех возражениях, и наслаждалась холодком золота на лице и на коже от его прикосновений. — Все эти раны у животных в приюте от самого Лека? — спросила она однажды в пути. — Как думаешь? Обернувшись, По взглянул на нее. — Я понимаю, это ужасное обвинение. Но мне кажется, что да. И еще меня беспокоит болезнь, о которой говорил тот торговец. — Думаешь, Лек их убил? По пожал плечами и ничего не ответил. — Может быть, королева Ашен заперлась, поняв, что у него есть Дар? — Это мне тоже приходило в голову. — Но как она могла догадаться? Разве она не должна быть околдована? — Понятия не имею. Может, он слишком далеко зашел в своей жестокости, и ее разум на какое-то мгновение прояснился. — Он поднял рукой ветку, мешавшую проехать, и пригнулся. — Должно быть, его Дар не всесилен. Или, возможно, у него нет Дара. Может быть, это всего лишь нелепое предположение, за которое они ухватились в отчаянной попытке объяснить необъяснимые вещи. Но ведь правители Монси умерли, и ни у кого и мысли не возникло о чем-то дурном. А теперь король похитил принца Тилиффа, и никто даже не подумал его заподозрить. Одноглазый король. У него должен быть Дар. А если нет, тогда это что-то противоестественное. Тропа становилась все более узкой и заросшей, и теперь они чаще вели лошадей под уздцы, чем ехали верхом. В какой-то момент листья на всех деревьях, словно сговорившись, поменяли цвет на рыжий, желтый, красный, багровый и коричневый. Через один или два дня на пути возникнет тот самый постоялый двор, на котором придется оставить лошадей, и дальше их ждет подъем по крутой горной тропе, с вещами на спинах. По предупредил, что в горах лежит снег, и путешественники встречаются очень редко. Двигаться придется осторожно, опасаясь бурь. — Ты ничуть не боишься, да, Катса? — Не особенно. — Это потому, что тебе никогда не бывает холодно, к тому же ты можешь поймать медведя голыми руками и в любую метель разжечь костер даже из сосулек. Она не рассмеялась, чтобы не поощрить его, но улыбку сдержать не сумела. Они разбили лагерь на вечер, и теперь Катса ловила рыбу. А когда она ловила рыбу, По всегда начинал ее дразнить, потому что она не закидывала леску, как сделал бы он, а снимала сапоги, подворачивала штанины и заходила в воду. Схватив рыбину, подплывшую достаточно близко, она бросала ее сидящему на берегу По, который, посмеиваясь, очищал и потрошил ее и составлял Катсе компанию. — На свете не так уж много людей, у которых реакция быстрее, чем у рыбы, — заметил он. Катса нацелилась на серебристо-розовый отблеск, промелькнувший у лодыжек, и через мгновение бросила По еще одну рыбину. — Па свете не так уж много людей, которые знают, что у лошади камень застрял в копыте, даже если нет никаких признаков. Может быть, для меня добыть себе ужин так же легко, как убить человека, но, по крайней мере, я не умею разговаривать с лошадьми. — Я тоже не умею. Просто в последнее время я начал чувствовать, если они хотят остановиться. А уж остановившись, причину найти несложно. — Ну, все равно, мне кажется, не тебе удивляться моему Дару. Усмехнувшись, По оперся на локти. — Я не удивляюсь твоему Дару. Мне просто кажется, что ты неправильно его понимаешь. Катса протянула руку к темной вспышке в воде и бросила на берег еще одну рыбину. — И как же его нужно понимать? — Вот этого я не знаю. Но Дар убивать не объясняет все твои умения. То, что ты никогда не устаешь, не чувствуешь холода и голода. — Я устаю. — И не только это. Ты можешь разжечь огонь даже в ливень. — У меня просто больше терпения, чем у других. — Конечно, — фыркнул По. — Терпение — вообще одно из твоих основных качеств. Он увернулся от рыбины, которая летела прямо ему в голову, и снова уселся, смеясь. — Твои глаза так ярко горят, когда ты стоишь в воде, а в лицо тебе светит заходящее солнце, — сказал он. — Ты прекрасна. «Прекрати». |