Книга Право последней охоты, страница 71 – Илья Шумей

— Нет! — одними губами прошептал он, — я не позволю тебе! Я сильнее! Ты не сможешь… Нет… нет… — Зверолов дернулся в последний раз и затих.

Чуть погодя он медленно выпрямился, расправляя плечи, и с шумом выдохнул воздух. Звук этот, хоть и негромкий, тем не менее, гулким эхом раскатился по двору. Только-только успокоившиеся после взрыва лошади вдруг громко заржали, в сарае за домом отчаянно завизжали свиньи, с оголенных стропил в небо взмыли вороны, оглашая окрестности хриплым карканьем.

Иган поднялся на ноги и повернулся к криворуковцам, в замешательстве сгрудившимся у подножия лестницы. Его лицо казалось спокойным и умиротворенным, только грязь и полосы засохшей крови немного портили идиллию. Пустой и безжизненный взгляд его невидящих глаз был направлен гуда-то вдаль, сквозь внезапно оробевших воров и насильников. Он неторопливо поднял руку и взялся за рукоять меча, торчащего из-за спины. Пальцы его мгновенно посинели от холода, но Игана данное обстоятельство совершенно не обеспокоило. Оцепеневшие бандиты не мигая следили за тем, как почти с театральной медлительностью он вытащил из ножен бледный клинок, подернувшийся на открытом воздухе белым инеем.

Зверолов шагнул вперед, и лужа, в которую он при этом наступил, мгновенно покрылась коркой льда. Громко заорав то ли от страха, то ли наоборот, для смелости, криворуковцы ринулись в атаку.

— Саир! Саир! — надрывающаяся криком гарнитура почти прыгала по столу, — Саир, ответь!

— Да, да! Я слушаю! — Кехшавад второпях никак не мог попасть непослушным устройством в ухо, — что там еще стряслось!?

— Он идет к тебе!

— Кто?

— Иган!

— Я же велел этим бездельникам разобраться с ним!

— Знаешь, Саир, — в голосе Лео отчетливо звучал страх, и это оказалось настолько непривычно, что адмирал замер на месте, — им его не одолеть. На моих глазах он положил уже около десятка человек и, похоже, останавливаться на этом не собирается.

— Черт! Сделай же что-нибудь!

— Я не успею, тем более что все оружие осталось у тебя. А голыми руками… — Лео запнулся, — боюсь, что теперь даже мне с ним не справиться.

— Что там происходит, черт подери!?

— Отсюда плохо видно, но он идет сквозь них, как сквозь строй манекенов. Его меч… Я видел, как он буквально пополам разрубил Чартыша вместе со щитом и доспехами.

— Что еще за меч?

— Понятия не имею! Какой-то белый меч. Очень странный… Саир, скорее убирайся оттуда!

Человека, звавшегося некогда Иган Бросковец, более не существовало. Все, что от него осталось — это жалкий, съежившийся и дрожащий комочек, забившийся куда-то вглубь своего бывшего тела, и оттуда, трясясь от ужаса, наблюдающий за происходящим. Истинное же имя тому, что шагало в данный момент по галерее, оставляя за собой расчлененные и выпотрошенные трупы было — Смерть.

Заиндевевший клинок исполнял свой стремительный и безумный танец, искрясь в солнечных лучах. Время от времени он вспыхивал ярко-алым цветом, но тут же снова обретал первозданную белизну, бесследно впитывая в себя всю кровь, что на него попадала. Он превратился в центр мироздания, наматывая на себя все вокруг и засасывая в образовавшийся водоворот все новые и новые жизни.

И не было от него спасения. Даже те бандиты, кто, побросав оружие, пытались сдаться или убежать, были настигнуты безжалостным ледяным лезвием. Оно с холодным свистом отсекало головы и раненым, что молили о помощи, и тем, кто, оглушенный взрывом, неподвижно лежал на досках пола, в своем равнодушии не делая исключения ни для кого.

А посреди туманного ореола, оставляемого белоснежным клинком, спокойно и уверенно, как Хозяин, которому принадлежало все вокруг, шел человек, одетый в обтягивающий черный костюм. И любые слова, если они еще оставались, застревали в глотке, мысли цепенели, и сердце начинало сбиваться, пропуская удары, при виде того, как неотвратимо движется вперед черный рыцарь со смертоносным белым мечом в руках.

— Нет, здесь слишком высоко! — крикнула Парвати, выглянув в окно, — мы в лепешку расшибемся!

— А по веревке?

— Где я тебе ее возьму!?

— Понятно, — поджав губы, Кехшавад еще раз осмотрел комнату. Запертая дверь оставалась единственным выходом из нее, других не было. Они с Парвати оказались в ловушке.

Со двора донесся чей-то вопль, перешедший в бессвязное бульканье.

— Я же говорила, что ваша затея до добра не доведет! — заскулила девушка, оседая на пол, — я вам говорила!

— Заткнись! — рявкнул адмирал и подскочил к привязанной к стулу Оране, — у нас еще есть один туз в рукаве!

Выхватив из-за пояса нож, он разрезал и отшвырнул в сторону платок, которым был завязан ее рот.

— Крикни ему, чтобы он остановился! Быстро!

Вместо ответа Куратор только плюнула ему в лицо.

— Ладно, как хочешь, — хмыкнул он, вытирая щеку рукавом, — тогда можешь просто кричать.

И он с размаху по самую рукоять всадил нож женщине в бедро.

Орана дернулась и застонала, до крови закусив нижнюю губу.

— Кричи, сука!!! — Кехшавад наотмашь ударил ее по лицу, — кричи, или на кусочки порежу!!!

— П… п… придурок! — прошипела Куратор, капая кровью на платье сквозь стиснутые зубы, — его теперь уже ничто не остановит!

— Неужели наш дорогой Иган не послушается даже сладкого голоска своей возлюбленной? — он крутанул нож за рукоять, заставив женщину снова застонать.

— Идиот! — почти устало проговорила Орана, когда немного отдышалась. По ее щекам катились слезы, — неужели ты еще не понял? Игана больше нет. А то существо, что ты выпустил на свободу, не остановится, пока не убьет всех. И тебя, и меня. Всех. Мертвым нет места среди живых, а живым нет места рядом с мертвыми.

Шум за дверью неожиданно стих, и сменился поистине могильной тишиной.

— Проклятье! — выругался Кехшавад, выпрямляясь, — как же я ненавижу насилие!

Первый же удар рассек тяжелую дверь сверху донизу, перерубив скреплявшие ее широкие кованые железные полосы. Парвати испуганно вскрикнула и попыталась поглубже забиться в угол, чувствуя, как из образовавшейся щели потянуло ледяным воздухом. Второй удар в щепки размозжил дубовый засов и высек сноп искр из каменного косяка.

Скрипя и разваливаясь на части, дверь рухнула в комнату, подняв облако пыли.

В открывшемся проеме стоял человек. У него было лицо Игана, но выглядело оно так, словно кто-то другой одел его вместо маски. На нем начисто отсутствовало какое-либо выражение, или хотя бы намек на проявление каких-то эмоций, оно превратилось в застывший и безжизненный слепок. На покрывающей щеки и подбородок щетине белел иней, намерзающий от дыхания, клубящегося бледным туманом.

В правой руке, которую тоже покрывала изморозь, человек сжимал меч, выглядевший как мерцающий и трепещущий язык белого пламени, то появляющийся, то исчезающий под порывами залетающего в открытую дверь ветерка.