Книга Триггер, страница 31 – Полина Рей

Всё встало на места, когда увидела надменное лицо Майи. Эта женщина не только увела у меня мужа, чему, по правде говоря, теперь я была только рада, но и выжила меня из моей квартиры, при этом на заседании вела себя так, словно бы именно я являлась тем звеном, от которого всем нужно было избавиться, чтобы наконец жить спокойно. И даже судья входила в это самое число. Майя так и заявила, не прямо конечно, но более чем понятно, что если бы я сразу пошла на все условия Персидского, им бы не пришлось терять время — ни своё, ни судьи.

— Она меня просто вывела из себя, — цежу я, когда мы с Евгением и Тамарой выходим на улицу.

— О, да, детка. И не тебя одну, — кивает сестра.

— На это и расчёт, — пожимает плечами Евгений. — Устроить небольшой спектакль, в котором вы невольно станете играть главную роль. И настроить судью против.

— Зачем? Они же всё равно не получат больше чем полагается.

— Зато могут получить это гораздо быстрее.

Это тоже злит, и когда Евгений отправляется домой, предварительно договорившись с нами о встрече перед следующим заседанием, я поворачиваюсь к Томе.

— Я решилась. Если ты до сих пор за идею заселить ко мне в комнату тех, кто превратит жизнь Вадима и Майи в ад, то у тебя полностью развязаны руки.

— Ты серьёзно?

— Абсолютно.

Я усаживаюсь в машину со стороны пассажира, Тома — за руль, смотрит прямо перед собой, как будто подбирает слова и не знает, стоит ли говорить то, что у неё на уме.

— Это же твоя квартира, Кать. Я бы сдохла, если бы была вынуждена такое провернуть.

— Она уже не моя. Когда Майю там увидела, как отрезало. Я бы вообще отказалась от неё, но…

— Об этом не может быть и речи. С какого, прости, рожна ты должна это делать?

— Вот и я так думаю. — Тяжело вздыхаю, смотрю невидящим взглядом на дорогу перед собой, когда выезжаем на проспект. Тома права — я бы и сама «сдохла» от того, что мне предстоит, но это было в другой жизни. Где у меня болело сердце от того, что сделал со мной и нашим домом муж. А сейчас всё иначе.

— Так ты поможешь? — уточняю, крепче вцепляясь в сумочку, лежащую на коленях. И Тома мгновенно откликается:

— О! В этом можешь даже не сомневаться…

Ещё одно испытание ждёт меня ранним вечером того же дня, едва мы с Настей успеваем проводить Илью по делам. Малышка заявляет, что собирается готовить вместе со мной лазанью на ужин, и мы принимаемся за неё, но не проходит и двадцати минут, как раздаётся звонок в дверь.

Первое желание не открывать непрошеным гостям исчезает, когда вижу по ту сторону тёщу Ильи. Я не раз прокручивала в голове мысли о том, что может она чувствовать в этой ситуации, и пришла к выводу, что я на её месте ощущала бы… страх и непонимание. Страх того, что у меня больше не будет в жизни той связи с дочерью, которая сосредоточилась в крохотном человеке, которого она успела произвести на свет. И наверное, в моих силах было сделать так, чтобы Мария Дмитриевна не чувствовала себя так, будто у неё пытаются отнять внучку.

— Добрый вечер, — здороваюсь, когда всё же открываю дверь. Рядом со мной тут же появляется перепачканная в муке Настя. — А Ильи нет. Он уехал вот недавно.

— Здравствуйте, — откликается женщина за порогом и переминается с ноги на ногу, словно не решается сделать следующий шаг. — А я к вам.

— Тогда проходите.

Отступаю в сторону, переглядываюсь с Настёной, и маленькая словно понимает всё. Начинает тараторить обо всякой малышковой ерунде. О свинках, куклах, книжках. И о том, как мы сделали мороженое сами. Помогает бабушке переобуться, ведёт мыть руки. И я делаю вдох, будто мне нужна эта краткая передышка. Кажется, Мария Дмитриевна пришла не для того, чтобы объявлять мне войну, а значит, разберёмся.

В духовке готовится лазанья, Настя — смотрит мультики в детской, а мы с матерью Тани сидим в кухне и пьём бог весть какую чашку чая. Наш разговор, поначалу осторожный, когда обе вынуждены подбирать не только слова, но целые фразы, постепенно становится всё более открытым. Мария Дмитриевна рассказывает о Насте, о том времени, когда она была совсем крошкой. Сначала сбивчиво, будто торопится уложить много всего в слишком крохотный отрезок времени, затем — более спокойно и размеренно.

— Танечка очень любила Илью… Я даже не знаю, что это за любовь была. Она за ним и в огонь, и в воду готова была. Но так нельзя.

Она качает головой, поджимает губы, прячет горечь за глотком подостывшего чая.

— Нельзя так растворяться. Наверное, это её и сгубило. О себе думать не могла, даже когда заболела.

Я слушаю не перебивая. Это та часть жизни Ильи, о которой мы с ним почти не говорили. Или же в беседах была Таня-мама-Насти, но никак не Таня-жена-Ильи.

— А вы другая совсем. Хотя и похожи немного на Танечку. И Настенька вас признала сразу, а я… Вы не подумайте только, что со зла, страшно мне просто стало, что теперь всё. Будет у внучки другая мама, а бабушка и не нужна.

— Мама — это мама. А бабушка — это бабушка. Знаете, у меня с матерью отношения не очень сложились, зато с бабушкой мы были очень дружны. Жаль, её не стало, когда я была ещё подростком. Но несмотря на это я знаю, что такое быть с бабушкой, это же совершенно иной мир. И Насте очень нужно быть рядом с вами тоже.

— Вы действительно так считаете?

На лице Марии Дмитриевны написано удивление, неверие и надежда. Словно вдруг она пришла к тому, что ей было нужно для того, чтобы спокойно жить дальше.

— Конечно. Вы её бабушка — и это неизменно.

— А я всё боялась её лишний раз из дому забрать. Казалось, что она нуждается в том, чтобы быть только с папой.

— Это не так. Настя очень коммуникабельная, вы же знаете. И бабушек ей никто и ничто никогда не заменит.

— Спасибо вам.

Она теребит край скатерти и смотрит в чашку, словно не знает, что ещё прибавить к тому, что уже сказано. И улыбается едва приметно. А я чувствую такое облегчение, будто у меня с плеч упала огромная гора. И в этот момент кажется, что всё постепенно начинает налаживаться. И так хочется верить в это.

— Да ты просто святая! — восхищается Илья после того, как полушёпотом торопливо рассказываю ему о визите Марии Дмитриевны.

— Глупый ты. Никакой святости тут нет и в помине.

— Да?

Он тянет меня за руку к себе так что я почти падаю ему на грудь, в которую и упираюсь ладонями.

— Да. Никакой святости.

— Тогда это меня точно устраивает на все сто.

— Илья… Ну подожди же. Я с тобой впечатлениями делюсь ведь.

— А я просто тебя хочу. Соскучился.

— И я по тебе. Знаешь, мы даже с ней телефонами обменялись.

— У-у-у. Теперь будете мыть мне кости.