
Онлайн книга «Триггер»
![]() Мне снится что-то неразборчивое. То ли из прошлой жизни, в которой ещё был Вадим, и где я могла называться его женой. То ли из настоящего. Мужчина рядом, и я совсем не могу понять, Илья это или Персидский. Он зовёт меня по имени. Тихо, будто разбудить боится. — Ка-ать… Осторожно прикасается к плечу, и я распахиваю глаза, натыкаясь взглядом на выкрашенную в серый цвет больничную стену. — Кать… — Илья! Вот теперь точно просыпаюсь, резко вскакиваю на постели и оказываюсь в объятиях Ильи. Он смеётся нервно, словно с рыданием, рвущимся изнутри. — Чш-ш. Не скачи так, ты же только… — Да. — А я не удержался. Сначала будить не хотел, а потом вдруг понял, что не смогу уехать, пока ты мне хоть пару слов не скажешь. — И правильно сделал. Я вцепляюсь в его одежду с такой силой, что болят руки, и надышаться не могу этим запахом родным. — Я так пересрался, Кать… Смеюсь, уже не сдерживаясь. В этом ведь весь Илья. И от слов его сразу ощущение возвращается, что я жива. Вот только теперь окончательно. — Ты такой романтичный. Он меня руками отстраняет и в лицо смотрит. Не знаю, что прочесть по нему хочет, но видимо, мой молчаливый ответ его полностью удовлетворяет. — Ты завтра мне всё расскажешь, окей? Я врачу обещал, что тебя тревожить не буду. И так меня еле пропустили. Угрожать пришлось, что в окно залезу. — Окей. Я надеюсь завтра уже дома быть. Как там малышка? — Соврать ей пришлось, что у тебя дела срочные. — Не поверила ведь. — Неа. Не поверила. Но сказала, что если ты завтра не вернёшься, пойдёт тебя искать со своим свином. — Хорошая моя. Я ей позвоню сейчас. — Давай. Он отступает на шаг, смотрит на меня, и вдруг зовёт тихо, словно я сейчас мыслями не с Ильёй, а где-то далеко: — Кать… — М? — Я тебя люблю. И у меня всё внутри переворачивается, когда он произносит эти три слова. Наверное, стоило пережить всё, что случилось сегодня, чтобы их услышать. *** Меня не покидает странное ощущение, сродни предчувствию. Когда отпускают из-под наблюдения врачей, когда еду домой, когда вроде бы оказываюсь в привычной обстановке. Даже не могу понять, что именно чувствую. Будто произошло что-то, а я этого и не заметила. Перед тем, как выписаться, получаю наставления врача — пожилой женщины, которая снова тщательно и с деловым видом меня осматривает с ног до головы. Они заключаются в рекомендациях беречь себя, и я машинально киваю. — И обследуйся хорошенько, — добродушно-ворчливо переходит она на фамильярности, которые в любой другой момент показались бы мне возмутительными. Но сейчас мне просто хочется уже уехать из этих серых казённых стен в надежде, что я сюда больше никогда не вернусь. — Хорошо, — киваю скорее машинально, чем действительно принимая её слова всерьёз. — Обследуйся, — припечатывает врач, и через десять минут я уже вдыхаю влажный и тёплый летний воздух, какой бывает только в Питере, когда солнечный день в мгновение ока сменяется дождливым. — Настька от меня не отстала, пока ей не пообещал с собой взять, — рассказывает мне по дороге до машины Илья, взгляд которого так и чувствую постоянно. — Так что пришлось ехать с ней. — Она что — одна осталась в машине? — Нет… Марья Дмитриевна с нами приехала. Это, неожиданно даже для меня, начинает злить. Кажется, я готова взорваться на ровном месте, и мне это категорически не нравится. Наверняка виною всему стресс, который пережила. А ещё я ничего не знаю о том, что стало с Персидским, а спрашивать у Ильи опасаюсь по вполне объяснимым причинам. Надеюсь только, что он не стал бы молчать, если бы последствия нашей поездки оказались для Вадима фатальными. — Ладно, — передёргиваю плечами, когда добираемся до машины. — Всё окей? — вполголоса спрашивает Илья, но не успеваю ответить, как дверца распахивается и в мои ноги буквально вцепляется Настя. — Окей, — шепчу одними губами и крепко прижимаю к себе дочку. Раздражение исчезает, замещающееся острой потребностью просто вдохнуть аромат, присущий только Насте и замереть в спокойствии хоть на несколько секунд. И когда делаю это, ощущаю, как все тревоги уходят. Утром следующего дня меня тошнит. Пока Илья и малышка спят, добегаю до ванной, стараясь двигаться бесшумно, чтобы никого не разбудить, и мне становится легче только минут через десять, когда выполаскивает напрочь. Так не хочется снова возвращаться в больницу, где мне наверняка поставят какое-нибудь сотрясение мозга, потому сажусь на бортик ванны и начинаю рыться в интернете, чтобы понять, чем мне грозит игнорирование имеющихся симптомов. И чем больше погружаюсь в чтение, тем больше меня мутит снова. Когда всё же выхожу из ванной, чтобы пойти в кухню и выпить пару глотков воды, осознаю, что именно меня тревожило — я не помню, когда в этой всей суматохе у меня в последний раз были месячные. И это пугает. Потому что не представляю, что стану делать, если вдруг окажется, что я жду ребёнка. Мне сорок, мой мужчина — младше меня на чёртову тучу лет. Ещё вчера я чудом выжила, попав в аварию с бывшим мужем, который едва не угробил нас обоих. И мне страшно. Очень-очень страшно. Потому что не могу в этом вопросе довериться даже самой себе — в первую очередь. Расхаживаю по кухне, обхватив себя за плечи. Про воду забыла, а вот кофе с корицей хочется до одури. И это тоже пугает, потому что раньше терпеть его не могла. Кое-как дожидаюсь момента, когда в кухню, шлёпая босыми ногами, приходит зевающая Настя. И меня снова охватывают такие мысли, которые кажутся совершенно неуместными. Если у нас с Ильёй будет ребёнок, и это не последствия аварии, захочет ли он его? Ведь у него уже есть Настя — человек, важнее которого не может быть никого. Будет ли он любить так же нашего малыша? И смогу ли я полюбить его так же, как и Настю? А вдруг стану любить его иначе? Сильнее, чем её? — Мам, ты грустная. Папа сказал, что ты по делам вчера ездила, а я боялась, что ты от меня ушла с тем дядей, — вздыхает Настя и смотрит на меня с такой тревогой, что едва сдерживаюсь, чтобы не разрыдаться. — Я никуда и никогда от тебя не уйду, — заверяю малышку, снова прижимая её к себе так крепко, как только возможно. — Никогда и никуда. Запомни это. И почти реву, когда Настя привычно вцепляется в мою одежду. Это всё стресс, ничего кроме. Но мне так или иначе до безумия страшно. И с этим пока придётся смириться. До женской консультации удаётся добраться только к вечеру. И приходится сделать это практически тайно. Я ненавижу ложь, но вынуждена пока что врать Илье. Отчасти — но даже это убивает. |