Онлайн книга «Черная Ведьма»
|
Айрис тоже смотрит в мою сторону. Её игривое настроение мгновенно улетучивается. Она шепчет что-то Айвену на ухо. – Нет, я не знал, что она здесь, – отвечает он, по-прежнему глядя на меня. Неразборчиво что-то прошипев, Айрис выскакивает на улицу и с грохотом захлопывает за собой дверь. Айвен в ярости смотрит на меня. Конечно, радуется, видя, до чего я дошла, как низко пала внучка великой Карниссы Гарднер! У меня больше нет сил прятать отчаяние – к глазам подступают слёзы, губы дрожат… Ярость на лице Айвена вдруг уступает место искренней тревоге. Его зелёные глаза смотрят серьёзно, с невысказанным беспокойством, и эта неожиданная мягкость болью отзывается в моём сердце. Хорошо ему! Весело с этой Айрис… Схватив мокрое полотенце, я торопливо вытираю с лица джем, отводя глаза. Какое унижение! Но уж плакать я при нём не стану. Не дождётся! Чувствуя, что слёзы вот-вот брызнут из глаз, я вылетаю из кухни и бегу не останавливаясь до самой Северной башни. В комнате я падаю на кровать и, зажмурившись, чтобы не видеть ненавистных икаритов, плачу, пока не проваливаюсь в сон. Утром я просыпаюсь от странного шума – что-то разбилось! Дрожа от холода и воспоминаний о кошмаре, в котором ко мне снова приходила шелки, я оглядываю комнату. Икаритов нет, только цыплёнок Ариэль разгуливает по моему письменному столу, поклёвывая пергаменты и карандаши и сбрасывая на пол разные мелочи. На полу лежат осколки – всё, что осталось от керамического портрета моих родителей. Другого их изображения у меня нет. На меня холодной волной накатывает ярость. Выпрыгнув из постели, вся в слезах, я поднимаю один из осколков – на нём едва различимая половинка лица моей мамы. Мне больше никогда не увидеть дорогих лиц. Ярость захлёстывает меня как неумолимый океанский прилив. Ну хватит! Доигрались! Пришла пора им за всё ответить. И пусть потом Ариэль попробует меня поджечь! Посмотрим, что у неё получится! А я пойду к ректору и отправлю эту сумасшедшую в тюрьму, где ей и место! Торопливо набросив одежду, я подхватываю цыплёнка и выношу его из башни. Холодно, трава кое-где побита инеем. Вряд ли птица долго проживёт одна. Её или вернут в птичник за кухней, или сожрут хищники. Подавив зарождающееся в душе раскаяние, я ухожу на лекции. День тянется медленно. С самого утра меня преследует растущее беспокойство. «Она это заслужила!» – напоминаю я себе, отчаянно натирая на мелкой тёрке целебные корешки для новой микстуры. Это всего лишь цыплёнок! Украденный из университетского птичника к тому же. Ему давно пора в суп или на вертел. После занятий, выкроив минутку перед работой на кухне, я иду в башню, чтобы оставить там тяжёлую сумку с книгами. Я пробиваюсь сквозь серый туман, едва переставляя ноги, смахиваю с лица холодные капли дождя, с каждым шагом всё больше распаляя в себе ненависть к Ариэль. Когда я добираюсь до Северной башни, я мысленно готова к новой схватке с икаритами. Я готова победить. Мои шаги эхом отдаются в тишине, разбивая чувство вины на мелкие кусочки. Так ей и надо. Она это заслужила! Возле двери в комнату я на мгновение замираю в нерешительности. Какой странный запах! Будто разожгли и уже потушили огонь. Вздрогнув от дурного предчувствия, я распахиваю дверь. При виде открывшейся картины я цепенею, колени подгибаются. Моё одеяло. Моё бесценное детское одеяло. Его сожгли посреди пустой комнаты – на полу осталась только горсточка угольков да последний лоскут ещё дымится, быстро превращаясь в чёрный пепел. Я бросаюсь вперёд, затаптываю язычки пламени, поднимаю оставшийся лоскут ткани – и едва не падаю без чувств, когда он рассыпается у меня в руках. Ариэль уничтожила моё одеяло. Упав на колени перед кучкой чёрного пепла, я беззвучно всхлипываю, горюя о последней нити, которая связывала меня с мамой. – Я хочу, чтобы её здесь не было. Лукас оборачивается на мой голос, отводя взгляд от гарднерийских лучников. В этот холодный, мрачный вечер они учатся бить точно в цель. Сумерки быстро сгущаются, возле мишеней уже зажгли фонари. Наверное, у меня необычное выражение лица – Лукас вглядывается в меня на редкость пристально, прищурив глаза. – О ком ты говоришь? – Об Ариэль. Он берёт меня за руку и отводит в сторону от лучников. – Что случилось? – Не важно, – отвечаю я, удивляясь суровости собственного голоса. – Я просто хочу, чтобы она исчезла. Делай что хочешь, только пусть она уйдёт! Почему-то мне кажется, что Лукас посоветует мне самой разбираться со своими врагами, и я заранее готова возненавидеть его за эти слова. Однако он молча о чём-то размышляет. – Её исключат, только если она открыто нападёт на тебя, – предупреждает он. – Мне всё равно. Глубоко вздохнув, Лукас ведёт меня к ближайшей скамье. – Что ж, садись. Рассказывай всё про Ариэль Хейвен, – с мрачной улыбкой просит он. Вволю наговорившись с Лукасом, я чувствую прилив сил. Он мне поможет. Он найдёт способ вышвырнуть Ариэль из университета. Но как только Лукас уходит, я снова вспоминаю о сожжённом одеяле, и у меня снова опускаются руки. Словно в тумане я бреду на кухню и пытаюсь работать, но даже просто помешивать соус сегодня для меня непосильная задача. Я стою перед огромной плитой, у меня из глаз катятся слёзы. Айрис и Бледдин даже не пытаются скрыть радости при виде моего отчаяния. Они обмениваются мрачными удовлетворёнными улыбками. – Ой, смотри, Тараканихе грустно, – хихикает Бледдин, проверяя, как далеко ей сегодня позволено зайти. – Ой-ой-ой, очень грустно! – притворно сочувственно вздыхает Айрис, раскладывая по корзинкам свежие булочки. Бледдин нарочно разделывает варёную курицу так, что хрустят кости, а когда я подскакиваю от неожиданного треска, саркастически подмигивает мне. Айрис хохочет. На кухню заходит Айвен с вязанкой дров. Помедлив при виде странно развеселившихся Айрис и Бледдин, он обращается ко мне: – Почему ты плачешь? – Моё одеяло сожгли, – глотая слёзы, бормочу я в ответ. – Совсем… ничего не осталось. – Не знаю, что на меня нашло и зачем я признаюсь кельту в своём горе. Ему ведь всё равно! – Ты плачешь из-за одеяла? – с недоверчивым отвращением уточняет он. – Да! – всхлипываю я. Как я их ненавижу! И Айрис, и Бледдин, и Айвена – всех! – Везёт этим гарднерийцам, – усмехается Айвен, подбрасывая в печь поленья. – Какая лёгкая жизнь… Потеряли одеяло – и уже трагедия! |