Книга Возьми меня с собой, страница 28 – Татьяна Бочарова

— Правда? — Рыжий снова предпринял попытку обнять ее, на сей раз более успешную. — Ну, давай излагай.

— Пусти девушку в палату, — заговорщически попросила Анна. — На три минутки. Одна нога здесь, другая там.

— Грешки замолить хочет? — Врач презрительно зыркнул на Леру. — Зря. Я бы на месте этого парня не простил, накатал бы на нее жалобу, чтоб комиссия разбиралась.

— Тише, Юрик. — Анна ласково прикрыла рот парня ладонью. — Ты, слава богу, не на его месте. Ну и молчи себе в тряпочку. А девочку’ пусти. Заметано?

— Ну, — нехотя согласился рыжий. — Пусть только маску наденет, вон у Катьки возьмет, — он кивнул на полуоткрытую дверь напротив, — но только на три минуты!

— Обязательно! — пообещала Анна и послала парню воздушный поцелуй.

— Так ты меня жди в гости сегодня к вечеру, — шепотком проговорил Юрик и скрылся в соседней палате.

— Вот козел! — своим прежним, насмешливым тоном брякнула Анна ему вслед. — Что глазами хлопаешь? — налетела она на Леру. — Бери повязку и иди. И смотри не задерживайся, ему больше пяти минут и разговаривать нельзя.

Лера хотела что-то сказать ей в ответ, но все слова почему-то выскочили у нее из головы. Она судорожно сглотнула, поспешно кивнула и кинулась за дверь.

— Врач разрешил? — Толстуха Катя с подозрением взглянула на Леру, протянула марлевую повязку. — Шаповалов на втором блоке. В общую дверь и налево. Если спит, не будите.

— Спасибо, — пробормотала Лера, повязывая марлю.

Андрей не спал. Он лежал, укрытый одеялом до самого подбородка. Возле кровати стояла капельница, в вену правой руки была воткнута игла.

Глаза Андрея были открыты, но Лере показалось, что он не видит ее, не замечает, смотрит куда-то мимо.

— Андрюша, — тихонько позвала она.

Он моргнул и слегка отвернул полову в сторону.

— Андрюша, прости меня… — Она осторожно дотронулась до его лба. — Как ты?

— Нормально — Голос его звучал неузнаваемо, хрипло и глухо. Она попыталась поймать его взгляд, но он упорно продолжал отворачиваться.

— Я самая последняя идиотка, — шепотом проговорила Лера, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. — Я сама себе никогда не прощу. Слышишь?

Андрей поморщился, точно от боли, прикрыл глаза.

— Иди отсюда, Лера. Уходи.

— Да, — она кивнула, не вытирая ползущие по щекам слезы. — Хорошо. Я сейчас уйду. Ты только, пожалуйста, выкарабкайся, ладно? Я тебя очень прошу!

Он ничего не ответил.

Лера вышла. На цыпочках миновала боксы и снова очутилась в коридоре, где остались охранник и Анна.

— Эк ты быстро, — обрадовалась Анна. — Молодец. В четыре минуты уложилась. — Она осеклась, увидев Лерино мокрое лицо. — Ну, чего ты? Брось! Ему лучше, поправится, никуда не денется. — Анна замолчала, раздумывая над чем-то, затем спросила помягче: — Злится на тебя, да?

Лера кивнула и всхлипнула.

— Как не злиться, если ты его от большой симпатии чуть не угробила! — вздохнула Анна. — Говорила ведь, влипнешь со своими чувствами, — последнее слова она проговорила насмешливо, нараспев. — Была бы голова поменьше занята всякими глупостями, глядишь, поменьше ошибок сделала бы в бумажках.

Лера молча глотала слезы. Эх, знала бы Анна, как оно на самом деле было, может, и не утешала бы ее так!

Наивная идиотка! Напридумывала романтических планов, насочиняла, какое их с Андреем ждет небывалое счастье! А для него-то, может, все было гораздо проще! Надоело лежать в палате с ворчливым дедом, природа свое взяла. Он и задумал развлечься — откуда же ему было знать, что Лере от избытка эмоций крышу снесет и она ему пропишет смертельное лекарство, мечтая, как у них все будет хорошо!

Лера вдруг отчетливо вспомнила слова, которые говорил ей Максимов в тот памятный день у себя в кабинете: «Вместо слов благодарности когда-нибудь вы услышите слова проклятья. Знаете, как это бывает? Вы устали, чем-то расстроены или, наоборот, счастливы, находитесь в приподнятом настроении…»

Он знал, о чем говорил, он оказался прав, тысячу раз прав, как в воду глядел. А она, самонадеянная глупышка, смотрела на него с презрением!

— Дура! — вслух глухо проговорила Лера.

— Хватит себя грызть, — осадила ее Анна. — Ты лучше вот что, подумай, как дальше будешь.

— Как будет, так и буду, — равнодушно сказала Лера. — Лишь бы он был жив, а остальное неважно.

— Как — неважно? — рассердилась Анна. — Будет комиссия, твой любезный возьмет и настрочит на тебя жалобу, дескать, так и так, чуть не уморила меня, бедного. Уволят тебя по статье, а то еще под суд пойдешь.

— Значит, пойду, — покорно согласилась Лера.

— Типун тебе на язык! — окончательно рассвирепела Анна. — У тебя же ребенок! Как ты смеешь так говорить? Ишь, глаза закатила, точно блаженная! Хватит! — Она резко дернула Леру за руку.

— Тебе легко говорить, — Лера прерывисто вздохнула, стараясь унять так и не прекращающиеся слезы, — с тобой такого не было.

— Кто говорит, что не было? — усмехнулась Анна и, глядя на вытянувшееся Лерино лицо, добавила негромко: — Было. Вот так же примерно, как у тебя. Лет пять назад. Я тогда первый год работала, смешная была — ну просто животики надорвешь. Вроде тебя, везде старалась успеть, всем помочь, все бумажки разом накалякать.

Лежала у меня во второй палате бабулька наподобие твоего Скворцова, только не астматик, а сердечница, после инфаркта. Носилась я с ней как с писаной торбой, только что песенки колыбельные не пела. И вот как-то умаялась за дежурство, спасу нет. Глаза слипаются, голова трещит. Начирикала в карте назначения и свалилась. Через пару часов будит меня медсестра, была у нас такая тогда Галька Соколова, она потом замуж за чеха вышла и уехала. «Анна Сергеевна, беда!»

Я бегом в палату. Гляжу, лежит моя Виктория Львовна и не дышит. Смотрю в карту и глазам не верю. Оказывается, я ей с усталости дозировку втрое большую написала. Естественно, она коньки отбросила, дожидаться, пока я проснуться соизволю, не стала.

И главное, вот ведь чертовщина, — помню отчетливо, что писала пять миллиграммов, а в карте стоит пятнадцать. Галька, дурында наподобие нашей Настены, возьми и вколи пятнадцать. Вот так.

— И что? — слабым голосом спросила Лера. — Чем все кончилось?

— Да нормально кончилось. — Анна зло сощурилась.

— Анатолий наш ко мне тогда подкатывал, точь-в-точь, как к тебе, проходу не давал. Я и подумала: не уступить ли, от греха-то подальше? Бабуля моя одинокая была, из родственников только далекие, а шеф большую власть в отделении имел. Мы с ним и поладили — я ему тело, молодое и горячее, а он мне выговор без занесения, и никаких тебе разборок, ни комиссий. Сам все уладил, и шито-крыто.

Анна метнула цепкий взгляд на Леру, наблюдая, какой эффект произвел на ту ее рассказ.