Книга Мертвые головы, страница 17 – Александр Фишман

— Типичный конфликт "Отцы и дети". Что ты так кипятишься? Старики нападают на молодежь за их приверженность к жанрам, которые в их времена не жаловались властями. На них в свое время тоже за что-то нападали. И на тех, кто на них нападал, тоже. На заре кинематографа его называли дьявольским искусством и даже вообще не искусством и всячески поносили. Потом "немые" кинематографисты смешивали с грязью звуковое кино. Это везде и всегда так, стоит ли обращать внимание? Мне понравился твой пример с "Белым солнцем пустыни", меня раздражают латиноамериканские сериалы, но раз у них есть своя аудитория, пусть идут. Сравнивать "Антонеллу" с "Амаркордом" глупо. И я не представляю себе режиссера, который бы бился за сокращение показа "мыльных опер". Наши писатели почему-то сочли себя в праве "тащить и не пущать", это их проблемы. Ты-то что так взъярился?

— Вовсе я не взъярился. Это я отвечаю на твой вопрос, вот и все.

— Какой вопрос? — удивился Хлебосолов. — Я тебя ни о чем не спрашивал.

— Что, уже забыл? Ты спрашивал, с чего мы взяли, что ты собираешься писать чернушно-порнушную эпопею. Помнишь?

— Я решил, мы проскочили эту тему без остановок.

— Вовсе нет.

— И еще я думал, что ты пьянее меня и потерял связующую нить.

— Ничего я не потерял. — Доломанов выпил еще водки и оценил взглядом оставшуюся закуску. — Сварить пельмени?

— Я не хочу, — отказался Кирилл. — Если ты голоден, то свари.

— Тогда попозже. А ответ на твой вопрос следующий: сейчас идет такая литературная волна, и куда ты на хер из нее денешься!

— Но ты ведь уворачиваешься от этой волны, — поймал взгляд друга Кирилл.

— Я — другое дело.

— А, значит, ты талант, а я дерьмо собачье!

— Не надо утрировать. И кроме того… Я решил попробовать не уворачиваться.

— Так вот к чему твоя лекция о своекорыстных дядьках и праве любого жанра на литературную идентификацию! Уже накропал что-то детективное?

— Ну… Можно сказать…

— Я слушаю, слушаю, продолжай.

— Да что говорить. Я лучше дам тебе почитать. Перед уходом напомни.

— Уже куда-нибудь пытался воткнуть?

— В Москву отправлял, с оказией. В одно издательство.

— И как?

— Да как… Подсластили пилюлю, что мол язык хороший, фабула занимательная, характеры персонажей прописаны объемно…

— А в самой пилюле что?

— "В повести отсутствует положительный герой". "В финале Добро не побеждает Зло". Но я же им не сказку писал! Где они видели в жизни, чтобы Добро побеждало Зло? И каким по их представлению должен быть положительный герой? Кем он хотя бы должен быть по профессии? И где его взять? Ведь он должен быть не просто героем, он должен быть героем "нашего времени". Кто он — новый русский, чиновник, милиционер, продавец в комке, рабочий, крестьянин, официант, безработный, учитель, врач?..

— Врач… — перебил друга Хлебосолов. — Почему бы не врач?

— Вот только не надо про врачей! — переморщился Доломанов. — Если я тебе про них порассказываю, ты спать не будешь! Главное, что если нарисовать им чистенького рафинированного героя, они тоже завернут, потому что никто этого читать не станет. Кстати, о героях. Тот одноклассник, о котором я тебе говорил…

— И что с ним?

— Интереснейший субъект.

— Тоже не чужд литературе?

— Куда там. Лобик на два пальца, в школе с двойки на тройку учился. Но вот в свое время занялся водкой. Преинтереснейшие вещи рассказывает. Сначала он бодяжил водку по-мелкому. В гараже разбавлял водой дешевый спирт, разливал по бутылкам, вручную наклеивал этикетки и закатывал пробки. Потом расширился, открыл несколько подпольных точек, на него работали десятки людей. Когда он меня вез по городу в свое кафе, то показывал на какой-нибудь магазин или ресторан и рассказывал, чье это. Представляешь, весь центр города застроен водочниками и спиртовиками. Буквально весь! И не только центр. Он говорит: "Подойди к любому фешенебельному магазину, или изящному бутику, ресторану или супермаркету, и принюхайся. Ты почувствуешь, что он пахнет спиртом".

— У твоего друга явная склонность к образным выражениям. Непонятно только, что в этом интересного. Ну водочник, ну нажился, ну купил кафе… Стандартная судьбинушка нового русского среднего пошиба.

— А интересно вот что. Как ты знаешь, пару лет назад местные власти объявили священную войну спиртовикам и водочникам, работающим не на государство, а на свой карман. Об этом трубили все газеты и телеканалы.

— Меня это нисколько не касалось, так что я только краем уха…

— Войну, что удивительно, не только объявили, но и повели. Водочников вычисляли, отлавливали на дорогах их грузы, сажали их работников, громили их подпольные цеха и базы. Посадили несколько милиционеров и налоговиков, прикрывавших подпольных воротил, остальные решительно отказались от почетной и высокооплачиваемой должности "крыши", бросили подопечных на произвол судьбы, и вскоре те на собственной шкуре испытали состояние, обозначаемое идиоматическим выражением "как рыба об лед". Словом, власти победили.

— Рад за них, я являюсь сторонником государственной водочной монополии.

— Я тоже. Беда в том, что победа оказалась пирровой.

— Это как?

— Администрация думала, что стоит зажать подпольщиков, люди начнут покупать заводскую водку, и деньги широкой рекой потекут в бюджет.

— Логика налицо.

— Никакой логики. Благие пожелания, не более. Алтай был одним из нескольких регионов в России, где производство подпольной водки достигло огромных масштабов. И водку подпольщики производили весьма качественную, из хорошего питьевого спирта высшей очистки, с использованием угольных фильтров и с соблюдением технологии. Все крики о том, что "паленкой" травятся люди, относятся к мелкому кустарному производству, когда низкосортный технический спирт, зачастую попросту ядовитый, бодяжат водой из-под крана, разливают в грязные бэушные бутылки, в которых хранилось неизвестно что, и толкают через своих знакомых, работающих продавцами в "комках". Вот с этой мелкой кустарной нечистью бороться очень сложно, впрочем, она-то особой конкуренции государству не составляет. Другое дело — цивилизованные подпольщики. Произведенную продукцию они считали КамАЗами, а чаще вагонами. И вот эти КамАЗы и вагоны по большей части продавали за пределами края.

— По большей части?

— Не менее девяноста процентов. Их зажали, а оборот водки, произведенной на официальных предприятиях, особо-то и не возрос. Увеличился, конечно, немного, но и близко не подполз к тем показателям, на которые рассчитывали власти. И акцизы с налогами вовсе не потекли в бюджет, а зависли на ликероводочных заводах кредиторской задолженностью. Да плюс вексельное обращение, эта эрзац-валюта. Нет, судя по отчетам чиновников в прессе, все нормально, у теневого бизнеса отбит приличный кусок доходов. Но высокопоставленные администраторы аж зубами скрипят, и есть от чего: мало того, что приток "пьяных" денег оказался далек от желаемого, те средства, и очень немалые средства, которые тащили теневики на Алтай, реализуя "паленку" на Урале и в Новосибирске, в Кемерово и Новокузнецке, на Севере и на Дальнем Востоке, иссякли. А это ведь по сути были реальные инвестиции. Водочники занимались строительством, скупали все подряд, другими словами — давали работу и кормили кучу народа. Думаешь, наверху не понимают, что потерял край? Нет, братец, не такие уж они все там тупорогие.