Онлайн книга «Петля»
Но не пойти к детям нужно было как-то с достоинством. И тут помог голод – забурчал в животе, стал щипать. – Я есть хочу, – сказал Гордей и пошёл в дом. Вслед раздалось: – Вынеси печенюшек! – И конфет!.. Есть пришлось согревшуюся в сумке, липкую колбасу с хлебом. Гордей жевал и пытался вспомнить, кто по-честному его мама и папа. Папа был, точно был, но какой он, Гордей не мог представить. И мама не рассказывала про папу… – Мам, – спросил, – а ты кто? – Х-хо! – Мама посмотрела на бабу Таню, ища у неё поддержки в своём изумлении. – Я твоя мама! Нет? – Я знаю… А ты начальник? – Хотя бы для тебя, да, начальник. Не будешь слушаться – такой выговор по жопе влеплю. Гордей кивнул, потом, решившись, спросил ещё: – А папа кто? – Папа?.. Папа – козёл с бубенчиком. Баба Таня печально вздохнула, а мама повторила твёрдо, колюче: – Козёл. Что такое «козёл», Гордею было известно. Такое животное с рогами. Некрасивое и противное. И опасное – бодается. Что оно могло быть его папой, он не поверил. Хотя как-то он видел по телевизору, как один мальчик превратился в козлёнка, потому что попил грязной воды из лужи. И сестра мальчика очень плакала… У Гордея появился новый вопрос: – Его превратили? – А?.. – Его в него превратили? Папу. – Сам он себя превратил. – А где он? – Ты решил доконать меня? Пасётся он, пасётся, как все козлины. Всё! – Мама рассердилась. – Поел – пей сок и… и иди вон в комнату. Я тебе игрушки там достала… Гордею хотелось вернуться на улицу, к детям, которые наверняка его ждут. Но на столе не было ни конфет, ни печенья, нечем их угостить, и он пошёл к игрушкам. Стал расставлять кубики, которые превратятся в дома, и он будет катать между ними машинку. Слышал малопонятный разговор мамы и бабы Тани. Вернее, не хотел понимать, чтобы не испугаться. – Полгода думала, что образумится, придёт… Первое время хоть переводы иногда присылал, а потом вообще. Исчез, козлина. Даже на ребёнка ни копейки… Последние два месяца за квартиру нечем было платить. Хозяин гопарей нанял, чтоб выкинули… Вот с двумя чемоданами осталась. И с этим… – О-хо-хох… – Одна я, может, куда и приткнусь, а с ним… Пусть с вами побудет, тёть Тань… – Что ж, говорено уже… – Спасибо. – Просрала своё женское счастье, теперь вот маешься. – Какое счастье, тёть Тань? Вы б его видели… – Что, гвоздил он тебя? Пил запоями? А? – Пить – не очень, а руку поднимал. – Ну так, видать, доводила. Ты – языком, а он – кулаком. Пилила, а? – Срывалась… Но я человек эмоциональный. Что, молчком всё, что ли? Баба Таня скрипуче посмеялась: – В постели надо свою эмоциональность проявлять, а не так. Срыва-алась она… – А что ж вы с дядь Витей разбежались? – Но-ка! Ты в нашу жизнь не залазь. Свою устрой, тогда и будешь… – Извините. Мама вошла в комнату и сказала Гордею дрожащим голосом: – Наигрался? Надо поспать. Заканчивай. Гордей молча кивнул. Собрал в кучку кубики… Спать не хотелось, и теперь он вообще трудно засыпал днём, но говорить об этом было страшно. Лучше слушаться. Умывались не под краном, а под какой-то кастрюлей, в дне которой был штырёк. Этот штырёк нужно было толкать вверх, и тогда из отверстия лилась вода… Кастрюля висела высоко, и вода стекала Гордею под рукава, за шиворот. Вместо раковины было ведро на табуретке, из него иногда вылетали грязные капли… – Бельё там в стопочке, – говорила баба Таня, – сами застелитесь. Мама застелила железную койку и уложила Гордея на чистую, но пахнущую какой-то прелью простыню. Накрыла одеялом. Присела рядом. Потом прилегла. Смотрела на Гордея странно-пристально, гладила по голове. Молчала. Гордей тоже смотрел, смотрел на неё, а потом его глаза устали и закрылись. И он уснул. После того как проснулся, началась жизнь без мамы. Гордей, конечно, спросил бабу Таню: – А где мама? Та ответила: – Уехала твоя мама. Со мной покоротаешь… Вернётся потом. – И добавила строго: – Не плачь! Не люблю плаксунов. Я их в печке сушу. Гордей оглянулся на большую, покрытую пыльной извёсткой печь и не стал плакать. Что толку… Маму слезами не вернёшь, а эту старуху, которая, может, по-настоящему Баба-яга и притворяется простой бабушкой, разозлишь. Возьмёт и засунет в печку, а маме скажет потом, что он потерялся. Баба Таня покормила его гречневой кашей с колбасой и отправила гулять во дворе. – Там на задах, за избой, курицы есть. Погляди, только не заходи к им, а то выпустишь, весь огород склюют. Куриц смотреть желания не было. Гордей подошёл к калитке и стал изучать улицу через щель. Улица была пуста и тиха. Стало скучно. А потом обидно, что мама его оставила. Уехала. Но, наверное, ей очень надо. Она сделает дела и вернётся. И вернётся… Домик бабы Тани был маленький: кухня, в которой баба Таня спала на приставленной к печи лавке, и комната, где поселили Гордея. В комнате высокий, с пятью рядами ящиков комод, койка, стулья, коврик с рогатым оленем на стене… Телевизор был на кухне, и Гордей боялся проситься его смотреть – баба Таня сама смотрела, и всё какие-то неинтересные передачи про болезни. Во дворе оказалось куда интересней. Опасная, но странно притягательная трава-крапива, с которой хотелось воевать и воевать, пугающая чернотой в окошечке баня, брошенные сарайки, в которых пахло едко и таинственно, груда поломанных и трухлявых досок, из которых торчали рыжие изогнутые гвозди, курицы за сеткой, требующие у Гордея травки. Он давал им травку, мягкую и неколючую, которая росла за баней, просовывал меж ячеек сетки. Курицы забирали травку клювами и требовали ещё… Гордей заметил, что петуха у них нет, и как-то, когда ели яичницу, спросил у бабы Тани: – А петушка у курочек нету, да? – Нету. – А как они яички несут? Баба Таня усмехнулась: – Ишь какой образованный… Яйца они и без петуха несут. Только из них цыплята не появляются. А мне и не надо – возни с ими… Осенью порублю, бульон буду варить, а весной новых куплю. Двести рублей штука. В домике Гордею было тоскливо, хотелось к маме и плакать. Большую часть времени он проводил во дворе, осматривал и трогал то, что там находится. |