Онлайн книга «Пиратика»
|
Артия холодно взглянула на него: — Что вам нужно? Планкветт, взгромоздившись на спинку шаткого стула, закудахтал по-петушиному. — Препокорнейше хотел узнать, что госпожа желала бы получить на обед? — Надо думать, то же, чем вы обычно меня потчуете. Черствый хлеб и недоваренную крысу… — О! — воскликнул тюремщик. — Ну и шутница же вы! Артия отвернулась. (Планкветт тоже — он закрыл глаза, сложил крылья и задремал.) Артия выглянула в крохотное, забранное частой решеткой окно своей камеры. В Ангелию снова пришла зима. Артии же казалось, что зима эта так и не заканчивалась: как началась перед ее отъездом, так и тянулась все эти долгие месяцы, пока она странствовала по морям. Падал снег, тотчас же превращаясь в черную талую жижу. За окном между серыми облаками и серой землей лениво катил холодные серые воды Темис. Казалось, реке до смерти надоел и город Ландон, и его задворки, надоел до такой степени, что даже течь в полную силу ей не хочется. На галечном берегу под Олденгейтской тюрьмой, укрывшей черными тенями склизкие камни, располагалась знаменитая площадь для казней. Пиратам и разбойникам, таким, как Артия, отводилось на ней особое место, называемое Локсколдской виселицей. Из окна Артии была видна только верхняя перекладина виселицы. Но и этого было более чем достаточно… Поверила ли она наконец в это? Ей казалось, что да. И всё-таки виселица казалась ей ужасно далекой, ничуть не ближе, чем она виделась с палубы доставившего ее в Ангелию корабля. Ей не разрешили оставить при себе ни единой монетки — капитан «Неуязвимого» (тот самый, который говорил на суде о ее добродетелях) дал ей золота на подкуп тюремщиков, — а это было единственным способом получить приличную еду и мало-мальские удобства. Однако ландонская полиция безжалостно вычистила карманы Артии. Значит, о подкупе речи быть не могло. Очень жаль, потому что у нее созрел небольшой план… Тюремщик в дверях переминался с ноги на ногу, не входя в камеру, но и не выходя из нее. Вдруг он сказал: — В газетах только о вас и пишут. О вас и о вашей команде. Я принесу вам почитать, если хотите. Весь Ландон про вас читает. Неустрашимые актеры — вот как вас называют. Герои морей, совсем как Робина Гуд и его веселый народец. «Ландон таймс» даже зашифровала ваше имя в шараде. И все только и говорят о благородстве и мужестве Пиратики, бесстрашной и храброй. В суде был журналист, уж он вашу команду так хвалил, так хвалил! Говорит, они благородные пираты, первые в своем роде. — Зачем вы мне всё это рассказываете? — Ну… гм… понимаете ли… — загнусавил тюремщик. — У нас тут есть… гм… одна книга. За окном показался большой корабль, идущий вниз по реке. Могучий, под наполовину убранными парусами, мачты — как колонны. Чтобы ускорить ход, его тянули на буксире три шлюпки. На веслах сидели матросы — совсем как в полосе штилей… В нежданных лучах зимнего солнца снасти блестели серебром, а палуба отливала золотом. Даже в серовато-белом свете тусклого дня судно сверкало, и вода вокруг него, пробужденная от спячки, рассыпалась искрами. Артия не могла разобрать название корабля. Он ушел уже слишком далеко. Как и всё остальное в ее жизни… Виселица под окном была гораздо ближе. — Понимаете ли, эта книга… — Какая еще книга? — нетерпеливо спросила она. — Простите, я хотел бы спросить, не распишетесь ли вы в ней — вы ведь умеете писать, правда? Может, черкнете пару слов о том, как вам у нас жилось. Не веря своим ушам, Артия даже забыла про корабль. — Что?! — в ярости обернулась она к тюремщику. — Госпожа, вы ведь теперь знамениты, — гнусавил тот. — В этом-то всё и дело. То есть, когда вас повесят — дня через три, я думаю, — ну, огромадная толпа придет посмотреть. Уже сейчас места занимают… билеты раскупают. Человек, может, тыща… или мильон. Увидеть, как вас вздернут. Заплатят и за вещички ваши тоже… например, вот за эту рыжую прядку с головы… Рука Артии сжалась в увесистый кулак. Тюремщик это заметил и предусмотрительно отступил на шаг — теперь из двери высовывался только его длинный нос. — Они заплатят и за то, чтобы в книгу заглянуть. Понимаете… богатеи всякие придут. Захотят и на вас посмотреть — ну хоть одним глазком… Артия глубоко вздохнула. — Если хотите от меня что-нибудь получить, так ведите себя полюбезнее. — Я и так любезен… Куда уж любезнее… Даю вам самое лучшее… — И это вы называете самым лучшим? — Гм… — Из-за двери снова появилось лицо, одна рука и одна нога. — Э-э-э… А что вам угодно? — Здесь холодно, — сказала Артия. — Я хочу камеру с хорошим камином, для меня и моей команды. Хочу получать приличную еду, для меня и для них. Нам всем нужны чистые одеяла и простыни. И еще — снимайте цепи с моих людей на время обеда, иначе у них портится аппетит. И я хочу напоследок хотя бы один раз увидеться с ними. Попрощаться. — Многого же вы хотите! Это будет вам дорого стоить. — Нет. Я распишусь в вашей идиотской книге. Это и будет платой. — Чертово пиратское отродье, — взвизгнул тюремщик, в праведном возмущении забыв о своем ужасе перед Артией. — Да ты и корки хлеба не заслуживаешь! Тебя и саму надо в цепи заковать, к стене приковать, а то, ишь, раскомандовалась! Камин ей подавай! Еду приличную! Одеяла! Где я тебе всё это возьму?! — Где хотите. Хлопнула дверь, в замочной скважине проскрежетал ключ. Даже сквозь толстые каменные стены Артия слышала, как тюремщик бредет по коридору, оглашая тюрьму возмущенными причитаниями о безмозглых нахалках, пока, наконец, в ответ ему не подняли крик заключенные в других камерах. Вскоре вся тюрьма гудела, как растревоженный улей. * * * Мрачный судья, только что приговоривший к смерти Артию и ее команду (а также команду «Врага»), посмотрел на последнего из злостных пиратов, посаженных на скамью подсудимых. Потом, донельзя удивленный, снял очки и присмотрелся внимательнее. Перед ним сидела юная девушка, с коротко остриженными темными кудрями и глазами цвета свежесрезанного салата. На ней было простое белое платье, подчеркивавшее стройную фигурку и нежную кожу. (Наверное, кто-то принес ей вещи в тюрьму…) Она робко подняла зеленые глаза, и по мраморным ее щекам скатились две хрустальные слезинки. — Кто она такая? — Судья полистал документы. — Малышка Голди?! Дочь того самого чудовища — Золотого Голиафа? Пока шло слушание дела Голди, судья много раз перебивал обвинителей и в конце концов дал слово самой Малышке. Когда он сурово взглянул на нее, она задрожала и робко потупилась, но на миг их глаза всё-таки встретились. И хитроумный судья, всегда гордившийся своими здравыми суждениями, прочитал в ее взгляде всю правду о том, кто она такая на самом деле — хрупкое и нежное создание, чистый ангел во плоти. И еще он увидел — она вверяет ему свою жизнь, ибо видит его мудрость и понимает, что он способен разглядеть истину за нагромождениями лжи. |