Онлайн книга «Подонок»
|
Медленно… скрип-скрип… скрип-скрип… и вот уже в шепоте слышатся не бессвязные звуки ветра, а собственное имя. Сон смешивается с реальностью, чудовища выходят из углов и проникают в сознание. Я с криком сажусь на постели и чувствую, как тело охватывает дрожь. Шаги на лестнице звучат зловеще. – Что у тебя происходит? – в дверном проеме я смутно различаю Тихомирова. – Извините. Кошмар приснился. Я… боюсь темноты. Сейчас умоюсь, и все пройдет… Я поднимаюсь с постели, охаю и сажусь рядом на пол: ногу пронзает острая боль. Наверное, во сне я дергалась и снова повредила начавший было успокаиваться ушиб. Андрей ругается сквозь зубы, идет ко мне и в лунном свете пытается рассмотреть лодыжку. Не знаю, что у него выходит, но через несколько минут он возвращается с мазью. Интересно, он вообще не спит? Даже ночью одетый, на лице ни единого следа сна. Разве что светлые волосы чуть растрепаны, но ему даже идет. Интересно, как он жил до того, как вернулся в Россию? Где-то работал? Чувствую, что надо молчать. Лежу, даже дышать стараюсь через раз, потому что в абсолютной тишине чердака любой звук кажется непростительно громким. По телу разливается нереальное блаженство. Дрожь от нервного сна сменяется дрожью от накатывающего тепла, и невольно хочется начать, как кошка, подставляться под массаж. Но, увы, он доступен только лодыжке. Уверенные пальцы разминают, разогревают, втирают горячую мазь. И я медленно начинаю проваливаться в сон. Но неглубокий, чтобы не потерять ни крупицы блаженства. За окном раздается какой-то громкий звук: не то треск, не то грохот. И я уже без всякого притворства вздрагиваю. Сон как рукой снимает, а сердце бьется: организм не любит, когда его резко выводят из неги. Тихомиров, к моему сожалению, заканчивает с мазью и… бинтует ногу, крепко и плотно. Теперь ступней сложно шевелить, а уж как я буду днем ходить – и вовсе непонятно. Затем он уходит, но, к своему удивлению, снова не запирает дверь, будто собирается вернуться. Его нет долго, наверное, с десять минут. Мелькает шальная мысль снова попытаться сбежать, но тут же отбрасывается. Куда я пойду? Даже если найду пульт управления воротами, Андрей поймает меня раньше, чем я успею сделать что-то реальное. Наверное, это тот момент, которые мешает всем заложникам. Попытка к бегству – гарантированные последствия, а пока ты выполняешь чужие требования, есть шанс выпутаться хотя бы живым. Впрочем, это не мой случай. Съеденная вечером черешня жирно намекает на это. Наконец Андрей возвращается и… я едва сдерживаюсь от радостного визга: в руке у него небольшая настольная лампа! Она работает от батареек и едва освещает стол, но это лампа, это свет! Я не ждала такой быстрой победы. Но сейчас чувствую себя так, словно возле моего дома сломался грузовик с мороженым! Как странно… еще неделю назад меня не радовали ни шоппинг, ни ужин из ресторана. А сейчас я готова прыгать на кровати при виде лампы и тюбика с мазью от ушибов. – Спасибо, – тихо говорю я, когда Андрей уже почти вышел. На миг мне кажется, будто он остановится и ответит, но это всего лишь миг. Он уходит. Замок на этот раз щелкает не в кромешной тьме, у меня есть лампа, которая мягко освещает комнату. Я колеблюсь всего несколько минут, а затем на одной ноге прыгаю до стола, открываю тетрадь и пишу. Эмоций и энергии внутри столько, что хватит на десять рассказов! Через несколько часов я чувствую, что хочу спать, но сил оторваться нет. Приходится вырвать из тетради листок, чтобы не прерывать повествование заметками на будущий сюжет. В один момент я торможу. Кажется, где-то косяк, ошибка в сюжете, но никак не могу понять, где именно. Закрываю глаза, чтобы проиграть в голове сцену и… отрубаюсь. Уронив голову на руки, я сплю прямо за столом, забыв выключить с трудом полученную лампу. Удивительно, но сон за рабочим столом всегда очень крепкий и сладкий. Я просыпаюсь словно от толчка. Не могу назвать себя выспавшейся, но вдруг понимаю, что чердак заливает солнечный свет. – Ты посадила батарейки в лампе, – слышу я. Вздрагиваю и оборачиваюсь. На моей постели, прямо поверх одеяла, в джинсах и с ботинками, лежит Тихомиров. В руках у него моя тетрадь, открытая на середине исписанных страниц. Мое сердце бьется в бешеном ритме, а руки леденеют: почему-то страшно понять, что он читал написанное. Почему? Мне не должно быть дела, что похититель думает о развлечениях своей заложницы. – Даже не знаю, давать ли тебе новые, потому что меня гложет смутная догадка о том, что вчерашняя трогательная сцена была хорошо отыгранным спектаклем. – Нет, – тихо и немного обиженно говорю я, – неправда. Я боюсь темноты. – Тогда ты как-то расточительно отнеслась к выданному источнику света. – Я увлеклась. Прости. – Вижу. И он… он снова погружается в чтение! Будто ничего не произошло, переворачивает страницу моей – МОЕЙ! – тетради, и продолжает читать! Я вывернулась наизнанку, нашла единственный способ сбежать с его проклятого чердака, а он взял и влез лапами?! Не ожидая от самой себя, я подскакиваю к нему и вырываю тетрадь из рук. – Так нельзя! Это личное! Андрей смотрит с вежливым удивлением. – Прости? – Нельзя читать чужие записи! – А клеветать можно? Обвинять в нападении, которого не было? На это мне нечего ответить. Тихомиров медленно, словно давая мне возможность обдумать его слова, протягивает руку. – Хочешь батарейки – дай сюда. Иначе снова темнота. Больше всего на свете мне не хочется лишиться лампы, и я, скрепя сердце, отдаю тетрадь. Потом понимаю: стоять больше не смогу. От сна в неудобной позе ноет все тело, а нога, забытая в порыве злости, начинает противно ныть. В комнате больше некуда лечь, только рядом с Андреем, и я, стараясь держаться как можно дальше от него, опускаюсь на постель. По телу разливается блаженство. Я вполне могу уснуть, да не дает странное, не испытываемое прежде, волнение. Я что, нервничаю, что ему не понравится?! Он ужасно медленно читает! То есть… наверное, разбирает мой почерк, типично математический, с сокращениями и каракулями, но неужели нельзя читать быстрее? – Давай поговорим, – наконец не выдерживаю я. Поворачиваю голову и смотрю на точеный профиль мужчины. Красивый. – О чем? – О том, что случилось. Что я… сделала. – Здесь не о чем говорить. – Может, и так. Но мы все равно здесь. Я могла бы… приготовить ужин. – Что? – у него вырывается смешок. – Ты не умеешь готовить. Я могу что-нибудь сообразить. Я не сбегу, уже видела, что бежать здесь некуда. Просто… хочу выйти на часок. Почему нельзя? |