Онлайн книга «Я бы тебя не загадала»
|
– Ты сама-то откуда таких словечек понабралась? Тепло поднимается от груди до губ, и я улыбаюсь. Смеёмся вместе. Всего пара секунд, но кажется, это так много. Для нас это много. – Да были у меня знакомые… Они не сидели, просто выделывались. Воры в законе недоделанные. – Хороший круг общения для девочки. – Очень… – Ты так и не ответила на мой вопрос. – У тебя научилась, – приподнимаю бровь, выразительно глядя в глаза. Может, до него наконец дойдет, что задавать вопросы в пустоту совсем не прикольно. – Я плохой пример для подражания, Аня. Атмосфера меняется. Северный холодный ветер сдувает все веселье. Нет-нет. Я так не хочу. – Ты уже назвал мое прозвище, – смущенно произношу я. – Какое? – Никита задумывается и отводит на секунду взгляд. – Нюша? Серьезно? – Ага. У меня была подружка в школе, и она ласково, по её мнению, звала меня Нюсей. Типа… Анюта, Нюта, Нюся. А мальчишки пересмотрели «Смешариков» и до десятого класса называли меня Нюша. – А почему перестали? Есть же еще одиннадцатый класс. Кусаю нижнюю губу. Как он так точно бьет по больным местам? А может, все мои места в той или иной мере больные? Что ему ответить? Знаешь, Никита, в одиннадцатом классе я стала соской номер один и все парни хотели меня трахнуть. А я вряд ли дала бы тому, кто зовет меня свиньей. Вспоминаю это время, чувства растворяются в неопределенности. С одной стороны было весело, куча ухажеров, а с другой… Всем было плевать, какая я настоящая. Они хотели потусить со мной и моими «друзьями», бухнуть на халяву, а после хвастаться, с кем они были, что видели и так ли я хороша, как все считают. И я знала это, принимала и наслаждалась видимостью популярности, пока она не жахнула как следует по башке. – Повзрослели, наверное, – коротко отвечаю я. Никита включает сканер. Снова ловлю себя на мысли, что он знает куда больше, чем должен. – Ты работаешь сегодня? – поспешно меняю тему. – Разве тебе не нужно?.. – Хочешь выйти в зал? – Нет, – уверенно мотаю головой. – Не переживай, Кислый справится. У меня есть ещё время для нашей дружеской беседы. – он произносит «дружеской» так, что я чувствую призрачные касания от его хриплого голоса, от каждого звука. Это слово тут же теряет истинный смысл. – Ладно… – проглатываю сухой ком в горле. – У тебя есть ещё какие-то интересы, помимо работы и игры на чужих нервах? Хобби? Увлечения? Во взгляде Никиты загорается адское пламя, он скользит по моему лицу, спускается к шее. Прижимаю ладонь к пострадавшему месту. Знаю, что сквозь высокий воротник ничего не видно, но не могу совладать с инстинктом. Спрятаться, скрыться. Никита-хищник пугает. – Что бы ты хотела услышать, малышка? Что я фанат классической литературы, но тщательно скрываю это? Или, что я играю на фортепиано? Самые тупые и популярные женские мечты. Он должен быть крутым мачо снаружи и нежным клоуном внутри. – Это ты кого описал? Мистера Грея? Так вот какую литературу ты предпочитаешь? – хохочу в голос, представляя Никиту с томиком «50 ОС» в руках. – Смешно тебе? Смейся, пока можешь, – угрожает он, но я не могу перестать хихикать. – Я не читаю эту хрень. Никакую хрень вообще не читаю. – Ты просто не с тех книг начал. – Ну давай, просвети меня. «Гордость и предубеждение», «Мастер и Маргарита», «Грозовой перевал»? Или от какой фигни вы ещё тащитесь? – Это вечная классика, – серьезно подмечаю я, хоть сама от неё не в восторге. – Ничего не вечно. Эти истории для других людей, другого поколения. Лет через пятьдесят дети вообще не будут понимать на каком языке написаны классические книги. – То есть ты их все-таки читал? – Нет. Просто слышал. Я предпочитаю реальные истории от реальных людей. То, что происходит сейчас. В наше время. Вот, что на самом деле интересно, а не выдумки сумасшедших, алкашей и наркоманов. – В книгах тоже встречаются истории реальных людей. – Да? Посыпанные зефирками и шоколадками. Даже трагедии в них неправдоподобны, потому что человек, который испытал настоящий ужас или утрату, никогда не захочет делиться этим с кем-то, а тем более со всем чертовым миром. – Иногда, чтобы отпустило, необходимо разделить с кем-то свою боль. – И какая же боль у тебя? – А у тебя? – У меня нет проблем или сожалений. – От балаболов не скроешься. – Что ты сказала? – Никита наклоняется вперед, цепляя ногой кресло, в котором я сижу, и подвигает к себе. – Что ты лжешь, – меняю фразу на более приличный вариант, но не теряю решимости. Ему нечего сказать, а пустота в глазах лишь подтверждает мою правоту. Никита касается моей рассеченной брови большим пальцем, но в этот раз я не дам ему перевести все внимание на меня. Поднимаю руку и забираюсь под густую темную челку. Чувствую кончиками пальцев грубый зарубцевавшийся шрам. Это больше чем разговор. Никто из нас не готов рассказать все, но мы, кажется, понимаем друг друга и без слов. Возможно, я все себе придумала, но… Он убирает руку и перехватывает мою. Всего лишь ладони. Горячее и тягучее прикосновение, и каждая частичка внутри отзывается на него тихим пением. Никита перебирает мои пальцы, слово изучает их, запоминает. Смотрит на наши руки, а я мечтаю узнать, о чем он думает. Что у него в голове? – Тебе завтра на учебу? – спрашивает он. – Да. – Тогда я отвезу тебя домой. Синяки под глазами уже больше, чем у меня. – Ну ты… – отнимаю ладонь. – Вообще-то я забочусь о тебе. – И оскорбляешь одновременно. – Малышка, если бы я хотел тебя оскорбить, ты бы уже рыдала. – Не накидывай пуха, Клим, – смело произношу я. Никита, усмехаясь, спрыгивает со стола и хватает меня за руку, помогая подняться: – Пошли уже, бандитка. В салоне автомобиля витает умиротворенное молчание, а тихий Дип-Хаус приятно ласкает слух. Мы с Никитой, наверное, впервые не орем, не обижаемся друг на друга и не психуем. Я даже потихоньку привыкаю к его скоростной манере езды и больше не держусь за всевозможные ручки и не вздрагиваю, после каждого поворота. Вечер накрывает город сумерками, фонари приветливо мерцают, пока мы несёмся по улицам. Хочется дышать полной грудью и глупо улыбаться, не думая о том, что будет или было. Это такие редкие, но такие приятные моменты. Жаль, что у них ограниченное время действия. В моем случае оно заканчивается, когда Никита жмет на тормоз. |