Книга Змееносец, страница 24 – Марина Светлая

Становилось все светлее. Паулюс пригляделся внимательнее, медленно почесал затылок, и в его несколько протрезвевшую голову закралась не менее светлая мысль: девушка, спящая на топчане, не привидение. Он осторожно прикоснулся пальцами к ее руке, лежащей поверх одеяла. Рука была теплой и нежной. И вздрогнул от неожиданности, когда Лиз резко села, широко распахнув глаза. Оглянулась по сторонам, снова смежила веки и откинулась назад, на топчан.

- О, нет… - вяло протянула она, - только не это…

- А что должно быть «это», сестра моя? – спросил Паулюс, поднимаясь, наконец, с пола и убирая тюфяк в сторону.

- Моя комната. С розовыми портьерами и плюшевым медведем у изголовья, - уже живее ответила она, - и никакая я тебе не сестра. Хватит уже!

Монах удивленно воззрился на нее, пытаясь хотя бы примерно представить, о чем она говорит.

- Ты, вероятно, плохо спала, сестра моя. Это потому что на новом месте. Ничего. Я сейчас схожу к старой Барбаре за хлебом и молоком. Будем завтракать.

- Хватит. Называть. Меня. Сестрой!!! – окончательно проснувшись, воскликнула Лиз, тут же снова приподнялась на постели и с надеждой посмотрела на монаха. – Слушай, а сейчас правда 1185 год, а? Или этот дебил Алекс меня разыграл? Или съемки какого-то шоу для телевидения?

Брат Паулюс пододвинул стул и сел. Сознавая, что вот сейчас он вообще почти ничего не понял из того, что она сказала.

- Сестра моя, на каком языке ты разговариваешь? В каком королевстве ты учила французский?

- Nickel… все с тобой ясно… а до Парижа далеко?

- До Парижа? Да рукой подать! Недели через три доберешься.

- Три недели? – опешила Лиз. Впрочем, будто эта информация ей что-то давала. В двенадцатом веке ее дома еще не существовало. Его построили, когда ей было десять лет. Она взглянула на Паулюса и совершенно не к месту спросила: - Слушай, а какого черта ты вчера ко мне целоваться лез?

Брат Паулюс открыл было рот, чтобы попытаться ответить что-то вразумительное, когда в дверь постучали. Нет, не так… Дверь едва не вышибли стуком.

Монах удивленно посмотрел в сторону едва державшихся петель. Потом перевел взгляд на Лиз. «Надо бы ее спрятать», - решил Паулюс. Резко подняв за руку девушку с топчана и притащив ее к сундуку, он открыл его и грозным шепотом велел:

- Залазь!

- А я там не задохнусь? – пискнула Лиз.

- Нет.

Она покорно кивнула. И вдруг при ясном солнечном свете посмотрела на ноги, торчавшие из-под шифоновой туники, и оценила пикантность ситуации – она в комнате монаха в полупрозрачном одеянии. Отчего-то подумалось, что провести остаток дня в сундуке – не самая плохая идея. Не то чтобы она корчила из себя скромницу... но отчего-то смутилась. И залезла в сундук.

В этот момент дверь в очередной раз загрохотала, чудом удержавшись на своем месте.

- Да иду я, иду, - бурчал Паулюс, направляясь к ней. На пороге он увидел маркиза-трубадура и недовольно спросил: - И какая причина заставляет тебя ломать двери в чужие покои ранним утром, друг мой Скриб?

Серж вихрем влетел в комнату и мрачно заявил:

- Я уезжаю в Конфьян! – подошел к сундуку, в котором только что спряталась Лиз, и добавил: - Доставай свое пойло.

Брат Паулюс метнулся к нему и живо уселся на сундук.

- Коль ты оскорбляешь мой божественный напиток, не дам его тебе ни капли, - скрестил он руки на груди. – Впрочем, на столе осталось немного… А что это ты так заторопился? Ты же, кажется, собирался присутствовать на венчании своей герцогини и короля Мишеля?

- К черту венчание. И ее тоже к черту, – глухо сказал он. – Я не могу больше…

Глаза монаха полезли на лоб.

- Пожалуй, тебе стоит выпить, - он поднялся и налил вина из бочонка, стоящего на столе. – Пей! – протянул он кружку Скрибу.

Серж послушно принял вино и решительно влил его в себя.

- Я пришел проститься, друг мой Паулюс, - мрачно проговорил он, - не знаю, свидимся ли… Но в Конфьяне всегда примут тебя!

- Не хочешь ли ты рассказать мне, что случилось? – оправив скапулярий, спросил Паулюс.

Серж дернул плечами и поставил кружку на стол.

- Все то же. Мечты трубадура разбились о железную волю герцогини. Эта женщина не знает, что такое любовь. Она не умеет любить.

- Ты придумал какой-то идеальный мир. И не желаешь понять очевидного: подчас знатная герцогиня может позволить себе много меньше простого придворного музыканта.

- А что ты с утра такой трезвый? – еще больше мрачнея, отозвался Скриб.

- Дела у меня. Завтра свадьба. Не пристало святому брату на ногах не держаться. Еще обряды перепутаю, - и Паулюс громко рассмеялся.

При слове «свадьба» Серж смертельно побледнел, и руки его сами собой сжались в кулаки.

- Ты и мертвецки пьяный все сделаешь верно, - хрипло проговорил он и подошел к окошку, глядя, как снег укрывает землю в предпоследний осенний день. Не выдержал, обернулся к Паулюсу и воскликнул: - Если бы она хоть слово сказала! Если бы хоть признала! Паулюс! Что мне делать теперь?

- Но-но! Ты полегче, - рявкнул монах, глянув на кулаки Скриба. – Я же не виноват, что у тебя любовь безответная. Выбрал бы себе кого другого для воздыхания. А так… я тебе уже давно сказал, что делать. Признайся ей кто ты, и дело с концом. Хотя… король все же получше маркиза будет.

Последнее замечание было сказано с самым задумчивым видом.

Взгляд маркиза погас. Руки свесились вдоль тела, а кулаки разжались сами собой. Безжизненным голосом Серж произнес:

- Я уезжаю на рассвете. Если захочешь проститься…

- Ступай, сын мой, - сказал ему вслед брат Паулюс. – Я загляну к тебе после заутрени.

Он дождался, пока за Скрибом закрылась дверь, подскочил к сундуку и открыл его.

- Как ты тут? – спросил он у Лиз.

Лиз зажмурилась – после кромешной тьмы свет резко ударил по глазам.

- Живая! – заявила она. – Это что за полудурок был?

Разговор она, разумеется, слышала. И поняла достаточно, чтобы сделать выводы. Брат Паулюс хохотнул. Манера изъясняться у его гостьи была более чем необычна.

- Это трубадур из соседнего замка. Завтра у его госпожи свадьба. С нашим королем. А он никак поздравительную песнь сложить не может. Наверное, - и Паулюс рассмеялся еще громче.

- У тебя есть, во что переодеться? – спросила Лиз, вполуха слушая его разъяснения и снова критическим взглядом осматривая свой туалет.

Монах не менее критическим взглядом осмотрел наряд своей гостьи, задержавшись на всех соблазнительных местах.

- Жаль, что ты желаешь переодеться, - вздохнул он. – Но гардероб у меня невелик. Могу до завтра дать тебе свою праздничную сутану.