Книга Сто и одна ночь, страница 63 – Анастасия Славина

И вдруг Граф резко останавливается. Упирается лбом мне в плечо. Тяжело дышит.

— Что?.. Что случилось?!. — взволнованно спрашиваю я.

— Презервативы… В кармане куртки… — едва выговаривает он.

Я выдыхаю. Мысль еще не оформилась до конца, но мне почудилось что-то ужаснее забытого презерватива.

— Я сама, — целую Графа в запененный висок и, обвязав себя полотенцем, выскакиваю из ванной.

Шлепаю босиком в коридор, оставляя за собой мокрые лужицы. Засовываю руку в один карман куртки — пусто, в другой — и нащупываю упаковку презервативов. А вместе с ней — что-то еще. Вынимаю носовой платок…

Сердце быстрее меня почувствовало, что я увижу, — и стало больно ломиться вон из грудной клетки. Упаковка падает из рук.

«Почему именно сейчас?..», — проносится у меня в голове. Почему не через день? Через час?..

Все изменится.

Уже изменилось.

Мне холодно и страшно. Какое счастье, что Граф еще в той, прошлой, жизни. Лежит в пенной ванной, дожидаясь меня. Он еще ничего не знает…

В глазах на мгновение темнеет, когда я разворачиваю платок, — медленно, уголок за уголком. Пальцы дрожат.

Вот оно — кольцо. То самое, ради которого я пришла в этот дом.

То, с чего все началось.

То, что может вылечить моего отца.

Оборачиваюсь — Графа нет. Кажется, я слышу его голос в ванной.

Снова смотрю на кольцо — не могу отвести от него глаз.

Что мне делать?!

Прямо сейчас пойти к Графу и попросить его отдать мне кольцо?.. Я словно наяву вижу, как он выхватывает драгоценность у меня из рук, его лицо искажено гневом. «Воровка!» Разве я смогу объяснить ему свой поступок, не предав отца? А если не смогу, что произойдет? Хватит ли любви Графа, чтобы простить меня, или его оскорбленное самолюбие возьмет верх?

Может, забыть о кольце?.. И наблюдать, как медленно угасает папа?!

Я должна это сделать.

Поспешно заворачиваю кольцо в платок и перекладываю в карман своего пальто. Затем подхватываю с пола презервативы, разворачиваюсь — и едва не натыкаюсь на Графа.

Он стоит передо мной, в полотенце, обвязанном вокруг бедер, с волос стекает вода.

— Я-то думал, почему ты так долго… А потом вспомнил, что именно оставил в куртке… — Граф медленно обходит меня и вынимает кольцо из кармана. Рассматривает его, склонив голову. — Как хорошо, что я все-таки не стер отпечатки пальцев…

Я так много хочу ему сказать, что, в итоге, не говорю ни слова.

Не узнаю Графа. Его движения, мимика, взгляд… Передо мной — словно другой человек. Незнакомец.

— Оно мне очень нужно… — едва заставляю себя произнести.

Меня колотит от холода, а еще — от стыда и осознания того, что сейчас произойдет.

— Значит, все дело в кольце? — спокойно и вежливо интересуется Граф — такой же тон голоса был у него в самом начале нашего знакомства.

Мы будто снова стали чужими. Вернулись к отправной точке — я на стуле в форме горничной, с кольцом, зажатым в ладони. Будто между нами ничего не было.

— Да. То есть нет… Не только…

— Почему оно так важно для тебя? — продолжает допрос Граф, — а ощущение такое, словно ему уже безразличен мой ответ.

Пусть сейчас его бедра и обвязаны полотенцем, но я знаю, что передо мной стоит Граф, который носит черную одежду, ходит с тростью и надевает перчатки даже, когда тепло.

Я не получила кольцо.

И я потеряла Графа.

Он прячет кольцо в шуфлядку.

— Как я и говорил, я никогда не плачу за секс.

— Это!.. — от его предположения у меня перехватывает дыхание.

— Одевайся, Шахерезада. У тебя полчаса — а затем я вызываю полицию.

Я стою, все еще не веря в то, что происходит.

— Кольцо поможет мне спасти человека… — от шока я с трудом подбираю слова. — Это правда. Клянусь…

Граф верит мне — я это вижу. Вернее, очень хочет поверить. Он подходит ко мне почти вплотную. Приподнимает руки, словно собирается обнять меня за плечи, — но останавливает себя.

— Крис… Просто ответь, зачем тебе это кольцо. Ты можешь рассказать мне, о чем угодно. Я все смогу понять. Просто скажи…

Я закрываю глаза — и слезы стекают по щекам.

— Да скажи же ты, наконец! — рявкает Граф — и я вздрагиваю.

— Это не моя тайна, Граф.

Он отступает, поджимает губу. Теперь выражение его лица такое, словно он хочет меня ударить.

— Пожалуйста, поверь… — я срываюсь на шепот.

— Не делай из меня идиота, Шахерезада! — сквозь зубы проговаривает он. — Или ты хочешь поехать в участок голой? — он берет с тумбочки мобильный телефон.

— Нет, не хочу.

Обхожу его и возвращаюсь в ванную за одеждой.

Не помню, как переодевалась.

Не помню, провожал ли меня Граф.

Не помню, как спускалась с крыльца.

Прихожу в себя только через пару кварталов. Домой я иду пешком. Изо всех сил обнимаю себя, чтобы согреться. Мокрые волосы липнут к лицу, словно лед. Меня колотит так, что зуб на зуб не попадает. Мне хочется верить, что Граф не позвонит в полицию. Не потому, что боюсь тюрьмы, а потому, что не хочу так сильно в нем разочароваться.

«Позвонит — не позвонит… Позвонит — не позвонит…», — с безразличием и отчаянием одновременно гадаю я по полосам пешеходного перехода. Машина с сигнальным воплем проносится так близко, что движение воздуха отталкивает меня, словно чья-то рука.

Наверное, в тот праздничный вечер в бараке Глеб чувствовал нечто похожее…

Глеб пришел в себя от резкого стука в дверь. Очнулся — и снова первое, о чем подумал: Ксении не было рядом.

Гости ушли, оставив после себя разгром. Только на кресле сидел мотоциклист и длинным ножом очищал яблоко от кожуры. Он вытер лезвие о рукав майки, спрятал нож в сапог — и открыл дверь. Глеб не сразу заметил, что кто-то топтался в темноте, — только когда старик и мальчишка вошли в комнату. Мотоциклист закрыл за ними дверь.

Старик показался Глебу странным. С крючковатым носом, седыми пасмами — вылитая Баба Яга, только спину держал ровно и все одергивал пальто, на котором и так не было ни складочки. Он смотрел то в пол, то на мальчика. А если вокруг — то только мельком, исподтишка.

А мальчишка Глебу понравился — складный, вихрастый, с пытливым взглядом. Не боялся ни чужих людей, ни тяжелых потолков, ни полумрака комнатушки. На вид мальчишке было лет пять-шесть, но Глеб мог и ошибаться — он в этом не разбирался. Похоже, парнишка не привык ходить в строгой одежде — то галстук поправлял, то штаны подтягивал.