Книга Сто и одна ночь, страница 8 – Анастасия Славина

— Не хочешь готовить — тогда добывай.

Глеб протянул лук. Ксения с энтузиазмом его взяла. Кое-как прицелилась.

— У тебя стрела вниз смотрит.

— Правда? — Ксения пыталась сдерживать смех, но ее плечи мелко тряслись.

— Правда. Впрочем, это неважно. Она все равно у тебя не полетит, ты неправильно ее зажимаешь. Вот так надо…

Глеб переставил ее пальцы — порывом, не думая, — и осознал, что произошло только, когда ощутил прохладу ее рук. И щекотку ее волос на своей щеке, и аромат ее тела… Ему нестерпимо захотелось прижать Ксению к себе — так крепко, чтобы почувствовать телом изгиб ее спины, уткнуться носом в шею, глубоко вдохнуть… Но он не сделал этого — потому что почувствовал и еще кое-что — холодную отстраненность.

Отступил.

— Прости.

— Это ты прости. Дело во мне, я плохо переношу прикосновения.

— А как же… — Глеб вовремя остановился. Интимная жизнь Ксении была совершенно не его делом.

Но эта оговорка уже создала интимную, доверительную атмосферу, потому вопрос Ксении прозвучал так, словно был продолжением начатого разговора.

— Та девушка, которую мы подвозили, — твоя подружка?

— Да.

— Выпьем еще?

— Ага.

Разлил по бокалам остатки вина. Щеки, наверняка, горели от спиртного.

— Вино для нее покупал?

— Да.

— В следующий раз купи полусухое. В крайнем случае, полусладкое. Но не эту приторную гадость.

— Следующего раза может и не быть, — Глеб снова сел в кресло. Сейчас он не хотел думать о Лане, но в то же время чувствовал себя так, словно был обязан все о ней рассказать. — Когда вы приехали, мы собирались заняться сексом, — сообщил Глеб без капли смущения — как на приеме у врача. — Я пошел открывать вам дверь — а потом забыл о Лане. Поверишь? Просто вылетело из головы, что этажом выше меня ждет обнаженная девушка. А у нее это был первый раз.

— Ну да… Не очень… — Ксения словно по-настоящему расстроилась. — Поэтому она на твой день рождения не пришла?

— Думаю, да. Сказала, что уезжает, но я ее в центре видел. Даже не расстроился, что соврала, — сам виноват. Наверное, у вас, женщин, такая «забывчивость» считается серьезным промахом.

Помолчали.

— А она ничего такая. Красивая.

— Угу.

— Не боишься с ней — в первый-то раз?

— Тогда не боялся. Когда узнал, я уже в таком состоянии был, что не до страха, — одни гормоны. А теперь… Даже не знаю.

— Хочешь, научу? В благодарность, что не подстрелил мышь, — и мне не пришлось ее готовить? — Ксения улыбнулась — и у Глеба в солнечном сплетении словно защекотало.

— Как меня может научить этому женщина, которая плохо переносит прикосновения? — случайно вырвалось — это все вино. Не хотел ее обижать.

— Я не всегда такой была — неприкосновенной, — она все еще улыбалась, но теперь только губами — улыбка в глазах растаяла. — Так тебя научить?

— Валяй, — нарочито развязно ответил Глеб.

— Что вы делаете! — я вскакиваю со стула, нервно растирая шею там, где только что лежала ладонь Графа.

— Еще одна ниточка с твоей жизнью? Непереносимость прикосновений? — Граф ходит полукругом, то приближаясь ко мне, то удаляясь.

Я чувствую себя кошкой, готовой к прыжку. Еще шаг ко мне — и я выскочу из кухни. Усилием воли заставляю себя убрать руку от шеи.

— Кто бы мог подумать, что моя Шахерезада — недотрога.

«Кто бы мог подумать, что я — Шахерезада! Моя бабушка высекла бы меня за такую сделку», — возмущаюсь я, но язык держу за зубами — не без труда.

— Это что, заболевание? Или ты тоже «не всегда была такой»? — спрашивает Граф с любопытством ребенка, протыкающего лягушку соломинкой.

Была бы благоразумной — бросила бы наживку. Но сейчас я лишь очень злая.

— Это не имеет отношения к истории!

— История не увлекла меня. В отличие от вас.

— Напишите обо мне книгу? — ядовито интересуюсь я.

— Вряд ли вы интересны настолько.

Хам!

Снова ловлю себя на том, что растираю шею. Хмурюсь. Обхожу Графа по наибольшему радиусу и сажусь на стул. Пора возвращаться к моей истории.

Только пару слов напоследок…

— Конечно, с чего бы вас заинтересовала моя личность? Я же не притворяюсь другим человеком, чтобы, предварительно вывернув наизнанку, рассказать всему миру чужую тайну.

— То есть, на ваш взгляд, притворяться другим человеком, чтобы украсть, — это нечто совсем иное? — парирует Граф, но я чувствую раздражение в его голосе.

Ему не нравится намек на его книги, которые он пишет именно таким образом: меняет внешность и имя, втирается в доверие, увлекает, соблазняет, добирается до самых потаенных уголков души, а потом — в подробностях, с иронией, без моральных ограничений и мук совести — выплескивает все на бумагу.

Я использую паузу, чтобы отойти подальше от этой рискованной темы — и вернуться к другой — впрочем, не менее рискованной.

«Соблазни ее. Даже если вы стоите друг перед другом без одежды — у тебя все еще есть на это время. Любая женщина хочет быть соблазненной…»

Глеб мчался по тропинке вдоль реки, едва различая в поздних сумерках повороты, перекаты и неровности. Туман карабкался по крутым склонам, цеплялся за выступы обрыва и выползал на берег. Свежий, уже влажный воздух разрывал легкие.

Ксения говорила то, что он чувствовал, но не мог выразить. Глеб хотел именно этого — соблазнить. Не только насладиться телом Ланы — стройным, гибким, влекущим — но и пленить ее душу.

«Не строй из себя мачо, — советовала Ксения, пододвинув кресло к нему вплотную, — словно кто-то мог их подслушать. И от этой секретности, интимности разговора, от того, какого рода тайны открывала ему в полутьме едва знакомая женщина — да еще и таким будоражащим шепотом, почти на ухо — под ложечкой у Глеба словно ногтем скребло. — Легкая неуверенность в себе только поднимет тебя в ее глазах. Ей будет приятно, что ты волнуешься, что для тебя эта близость тоже важна».

Не скрывать своих чувств — так даже проще. Взаимное доверие. Эта Ксения очень умна…

Вот и кварталы деревенских домов. Фонари до сих пор не горели, но Глеб знал на этих улицах каждый камешек. Летел, словно у него и в самом деле за спиной были крылья. В прыжке перемахнул траншею, хотя кладка — вот она — всего в метре.

«Самое главное правило гласит: прелюдия долгой не бывает. Дай почувствовать женщине, что она — подарок для тебя, и самое сильное твое желание — доставить ей удовольствие».

Да — он хотел этого. Хотел не только брать, но и отдавать — в полной мере. Всего себя.