
Онлайн книга «Проект «Немезида»»
![]() – От доктора Лоуэлла? Я покачала головой. – Я видела это название на одной бумаге, много лет назад. В тот день, когда нам делали уколы из-за утечки химикатов. – Ого! – Напряжение в лице Гвоздя спало. – Выходит, Лоуэлл все еще трясет с военных деньги за события десятилетней давности? Ловко. На их месте я бы ему не доверял. – Нет. Дело не в этом… – Я запнулась, стараясь привести мысли в порядок. Надо было решить, до какой степени стоит раскрыть карты. – Это название я слышала снова сегодня утром, в вестибюле, у кабинета директора Майерса. Он говорил с кем-то по телефону и упомянул о «Проекте Немезида». Гвоздь задумчиво постучал себя по подбородку. – Странно. Прошло столько лет, а утечку пестицидов все еще обсуждают? И почему программу вакцинации назвали «Немезидой»? Это все как-то… я не знаю… темно и запутанно. Я не собиралась отвечать, но потом сознание выделило в речи Гвоздя кое-что важное, заставившее меня встрепенуться. – А почему ты решил, что Лоуэлл имеет дело с военными? Гвоздь постучал пальцем по одному из бланков. – УПИП. Управление перспективных исследовательских проектов. Они занимаются развитием технологий для Министерства обороны. У всяких безумных конспирологов они вечно на устах, чуть что загадочное где-то случается – сразу УПИП. Этот Гарфилд наверняка там служит. ЛТГ – значит «генерал-лейтенант». Не хухры-мухры, к твоему сведению. Три звезды на погонах. Удивительно, что чувак в таком звании возится с какими-то там экологическими катастрофами, но его присутствие, по крайней мере, объясняет, почему документы засекречены. У таких, как он, всегда так. Последние слова я едва расслышала. Мозг снова лихорадочно обрабатывал информацию. Генерал. Министерство обороны. Значит, «Проект Немезида» точно относится к секретным государственным программам. И директор Майерс по уши погряз в этой программе уже много лет назад, как минимум с того дня, когда нам, шестилетним, делали уколы. А доктор Лоуэлл? Он тоже включился в проект с тех самых пор? Снова взглянув на папку, я обратила внимание еще на два листа. Они были пришпилены скобками к внутренней стороне обложки. – А это что? – спросил Гвоздь. – Похоже на подписки о согласии. На них нет такого колонтитула, как на расходных счетах, но… Я задохнулась и едва успела прикрыть рот ладонью, чтобы не вскрикнуть. – Мин, что случилось?! – Несколько секунд Гвоздь ждал от меня ответа, потом выхватил папку, молча прочел и поднял на меня ошеломленный взгляд. – Твоя мать? Она подписала это, Мин! Вот здесь, внизу! Десять лет назад! Можно подумать, я не заметила. Десять лет назад. Целых десять. Мне было шесть лет. – Зачем все это? – Гвоздь завернул вверх первую из пришпиленных к папке страниц. Оборот был пуст – такого рода документы обычно кратки, предельно ясны и скучны. Гвоздь углубился в чтение второго прикрепленного скобкой листа, но я протянула к нему руку. Гвоздь замешкался, и я нетерпеливо щелкнула пальцами. Его передернуло, но он отдал мне папку. Сердце колотилось, и я внимательно, строчку за строчкой, изучала согласие, подписанное мамой. Язык был стандартно канцелярским. Я в нем именовалась «пациентом». Доктор Лоуэлл – «лечащим врачом». Мама соглашалась на «различные процедуры согласно списку, обсужденному и утвержденному при личной консультации». Три абзаца в середине были густо замазаны черным. Последний параграф был полон путаной юридической чепухи, в которой, казалось, не было ничего зловещего. Если бы прохожий случайно нашел такой документ на улице, тот не вызвал бы у него ни подозрений, ни интереса. Но для меня он был словно минное поле. Что за консультацию провел доктор Лоуэлл с моей матерью, когда мне было шесть лет? О каких процедурах шла речь? Почему этот документ вложен в папку «Немезиды»? Мамина подпись датирована восемнадцатым сентября 2007 года. Следующий день после моего дня рождения. День вакцинации. День, когда меня куда-то возил доктор Харрис, и я так и не смогла вспомнить, что произошло. Мама знала. В тот день она согласилась поддерживать какие-то отношения с доктором Лоуэллом. Наверное, это произошло, когда она выбежала из дома, чтобы добраться до Майерса, и оставила меня одну. Но на что именно она дала согласие? На терапию? Медикаменты? Неизвестно. Но тут меня пронзило еще одно воспоминание. Лоуэлл начал лечить меня не с шести лет. Мы встретились, когда мне было уже десять, в тот вечер, когда меня убили во второй раз. И вот теперь в моих руках – доказательство того, что мама с Лоуэллом что-то насчет меня решили за целых четыре года до того, как я с ним познакомилась! И они ничего мне не сказали. Ни он, ни она. Ни единым звуком не обмолвились. Кабинет словно закружился перед глазами, и я тяжело опустилась в кресло Лоуэлла, едва дыша. – Мин? – Гвоздь тронул меня за плечо. – Что? Что с тобой? Лоуэлл. Майерс. Министерство обороны. Что мама разрешила им со мной делать? Перед глазами все плыло. Я словно опять лежала на полу в трейлере. Кровь текла из обожженной дыры в груди. Надо мной стоял человек в черном костюме. На один чудовищный миг у него оказалось лицо доктора Лоуэлла. Потом – директора Майерса. Потом – мамино. Это видение едва не заставило меня закричать. 13 Немезида. Я перебрала в уме все, что знаю об этом имени. Вестница неотвратимой гибели. Неумолимая судьба, заклятый враг человека. Я снова и снова мысленно возвращалась к убийствам, которые мне пришлось пережить. Ко всем этим смертям, которые заставляли меня сомневаться не только в собственном душевном здоровье, но даже в реальности самой жизни. И вот здесь, на хорошо знакомом мне столе, в уютном кабинете, в самом сердце уснувшего родного городка, передо мной лежал десятилетней давности договор, связавший мою мать и моего психиатра секретным соглашением обо мне. С тех пор меня и преследовала моя Немезида. – Мин? Я не нашла в себе сил ответить. Раздраженно фыркнув, Гвоздь развернул кресло так, что я оказалась лицом к лицу с ним. Друг волновался и хмурился. – Эй, Мелинда Джей! Что происходит? Я отвела взгляд. Как объяснить, не вдаваясь в подробности? Нужно взять себя в руки. – Ничего, все в порядке. – Голос дрожал, и я постаралась замаскировать дрожь кашлем. Хорошо, что свет неяркий. – Посмотрим, что там еще осталось. |