Книга Неспетая песня, страница 15 – Тея Лав

— Эй, Лэнса. — Сойер возвышается надо мной на несколько дюймов, сложив мощные руки на огромной груди. — Привез?

— Посиди здесь, — говорю тете и усаживаю ее на стул, стоящий рядом с баром. Затем отвожу Сойера на несколько шагов. Ему уже это не нравится. — Послушай…

— Нет, парень. — Он резко мотает бритой головой. — Она проиграла. Я не собираюсь снова объясняться перед ними, выдумывая невесть что. — Кивком головы он указывает на стол, за которым сидела Бонни.

Посмотрев туда и увидев мужчин, раздающих карты и поглядывающих на нас, я усмехаюсь.

— Да они каждый вечер сидят здесь и прекрасно всё знают. Знают, что у нее нет денег.

Сойер морщится.

— Тогда зачем она играет?

Мне остается только вздохнуть.

— Ты владеешь этим баром всю свою жизнь, и знаешь Бонни столько же. Посмотри на нее.

Он смотрит и видит то же, что и я.

— Пусть здесь больше не появляется, — отрезает Сойер, закинув полотенце на плечо.

— Запрещать не в моих силах. Не запускай ее сюда и всё.

Он только качает головой. Я беру тетю Бонни под руку и веду к выходу.

— Лэнса, — окликает меня позади Сойер.

— Что?

— Почему именно ты с ней возишься?

Просто потому, что у ее сына нет смелости и сил помочь своей матери по-настоящему, а от своей семьи я по большей части все скрываю.

Но этого я не говорю.

— Она моя тетя.

Когда я усаживаю ее в машине, она уже практически спит. Всю дорогу до дома я стараюсь вести предельно осторожно. Потому что в любой момент тетю Бонни может стошнить. Глядя на нее в таком состоянии, я злюсь на Итана. В большинстве случаев я стараюсь побороть в себе это чувство злости. Ведь я много раз наблюдал за тем, как он отбирал у нее деньги и даже умолял больше не играть. Но он сдался. Возможно, это сделал бы любой на его месте.

Телефон разрывается от сообщений и звонков друзей. Но я занят тем, что укладываю Бонни в гостиной на диване и подставляю тазик на всякий случай. Ее рвет практически сразу, как я его ставлю. Наблюдая за этим, мою грудь сдавливает чувство тоски и жалости. Почему человек не хочет признать, что он болен? Ей нужно в клинику, ей нужны родные люди рядом. Мама не может на нее повлиять, потому что Бонни уперта, словно осел.

— Лэнса, — бормочет тетя, после очередного горлового давления. — Мальчик мой.

— Я здесь.

— Нет, ты можешь идти по своим делам, со мной все в порядке.

Да, конечно, целый тазик рвоты, с ней все в порядке.

— Хочешь воды?

Она слабо кивает. Я помогаю ей сделать несколько глотков, и усаживаюсь рядом возле дивана. Её веки закрыты, но они дрожат. Значит, она не спит.

— Лэнса, — снова зовет Бонни. — Итан уехал, Венди больше не навещает. Я совершенно одна, и мне… — Ее начинает давить. — Одиноко.

Я понимаю, что когда она проспится и придет в себя, то перестанет себя жалеть.

— Ты ведь не скажешь Кэму и своей маме?

Что мне ответить? Я устал молчать. И если быть честным, устал помогать ей. Нет, мне не сложно, но ей нужна помощь. Один я мало что смогу сделать.

— Не знаю.

— Лэнса.

— Еще воды?

— Пожалуйста.

— Мама говорила, что зайдет завтра.

Бонни со стоном отрывает голову от подушки.

— Ты…

— Я ничего не скажу, если пообещаешь встать утром, привести себя в порядок и больше не ходить в «Барберс». — Я говорю громко, четко проговаривая каждое слово.

Тетя Бонни смотрит на меня с гаммой эмоций: удивлением, стыда и усталости.

— Хорошо, — сдается она.

— Хорошо, — вторю я и ставлю стакан воды на кофейный столик. — Я буду здесь.

Погасив свет, я выхожу из дома. Сумерки уже опустились на Траки. До меня доносятся голоса соседних домов, шум реки и проезжающих машин. Из пикапа звонит телефон, но я не успеваю ответить. Достав свой телефон, я печатаю смс Дастину, что не смогу приехать, мое объяснение банальное:

Застрял с дядей и папой в гараже.

Ответ приходит моментально:

Хреново, чувак.

Думаю, ничего страшного, если я пожалею себя немного. Сделав пару разочарованных вздохов и бросив взгляд на рыболовные снасти, я собираюсь выйти из машины, но резко замираю. На заднем сиденье все еще лежит несколько коробок, которые я так и не раскрыл со вчерашнего вечера. И как я мог забыть?

Я хватаю с собой свою толстовку, гитару и одну-единственную коробку, обернутую в цветную фольгу. Сарай во дворе Бонни отличается от моего. Но здесь я провел бо̀льшую часть своего детства, чем в собственном доме. И почему меня так тянет в сараи и чердаки? Наверное, потому, что там можно без зазрения совести мусорить и заморачиваться на счет уборки.

Толстый слой покрывает каждую поверхность. От включенной лампочки, низко висящей под потолком, толку практически никакого. Я сажусь на старую скрипучую раскладушку и верчу в руках небольшую коробку. Размером она чуть больше обычного кирпича. Я срываю оберточную бумагу и открываю коробку. При увиденном, широко улыбаюсь. Что могут подарить Саша и Джейс?

В моих руках небольшой фотоальбом в красной кожаной обложке. Все время, что я его листаю, не могу справиться с глупой улыбкой. Я и Итан на сноуборде: вязаная шапка Итана с огромными ушами сползла набок, а я стою рядом, мне пятнадцать, и мой нос похож на свеклу.

Следующая фотография: я стою во дворе, возле этого самого сарайчика, с топором в руках и серьезным лицом. Не помню, кто из них сделал кадр, Саша или Джейс. Скорее всего, Саша, потому что ее малюсенький фотоаппарат делает такие небольшие снимки. Еще здесь много фотографий с концертов нашей группы и последнего Рождества. И еще одна, которая заставляет мое сердце биться так сильно о грудную клетку, что становится больно: мы втроем, Итан, я и Венди. Точно не помню, когда была сделана фотография, возможно в прошлом году. На этой фотографии мы стоим возле грузовика Итана в горах, он обнимает за талию Венди, стоящую перед собой в шортах и майке. Они счастливые, в отличие от меня, стоящего чуть позади и смотрящего… на нее.

Черт.

Я смотрю прямо на нее, и это заметно. Мой взгляд он…

Отложив альбом, я закрываю лицо руками. Нужно успокоиться. Если Саша вклеила в альбом это фото, значит, она ничего не заметила. Никто ничего не заметил. Нет.

Успокоившись, я снова роюсь в коробке и нахожу несколько новых медиаторов для гитары. Из головы все еще не выходят невеселые мысли. Даже если Итан уехал, все остается на своих местах.

***