Книга Проданная ему, страница 29 – Валентина Кострова

— К сожалению, к завтраку ничего не могу предложить, кроме пахлавы, — передо мной появляется большая чашка латте и коробка восточных сладостей. Сам Руслан садится возле ноутбука, что-то там читает, хмурится.

— Спасибо. У тебя прекрасный вид из окна.

— Редко смотрю в окно, обычно прихожу домой, чтобы поспать.

— Ты редко здесь бываешь? Каждый раз, когда я тебе звоню, ты не в городе.

— У меня дела на две столицы, вот ещё пытаются втянуть в семейный бизнес, — на губах застывает ироничная улыбка, длинные пальцы стучат по клавиатуре.

— Если не секрет, чем ты занимаешься, кроме помощи девицам в трудной ситуации? — говорю наигранно весело, а у самой ком в горле. Я, наверное, в его глазах выгляжу жалкой и ничтожной.

— Основной бизнес — это транспортные перевозки, а все остальное по мелочи.

— Я думала, ты криминальный авторитет, — смеюсь, Руслан усмехается, кидает на меня быстрый взгляд поверх крышки ноутбука.

Отсмеявшись, отпиваю латте. Мне с ним уютно, не хочется никуда уходить, комфортно сидеть за этим столом, смотреть то в окно, то на него, и если в квартиру добавить несколько мелочей, получится уютное, семейное гнездышко. Мне даже цвет обоев нравится и фасад кухни, ничего бы не переделывала. М-да, не о том думаю, не о том…

— Ты считаешь, что завтра нас разведут и Лизку оставят с ним?

— Да, — вновь переводит глаза с монитора на меня. — Я тебе вчера говорил, почему ребёнка оставят с ним.

— И оба варианта по решению проблемы за гранью моих возможностей. Я не найду себе мужа влиятельнее Артёма, не стану богатой и знаменитой. Мне просто нужно смириться, что дочь будет жить без меня, — стискиваю зубы, дышу со свистом. — Это сложно… Я не знаю, как мне быть.

Руслан молчит, смотрит на монитор, потирая пальцами подбородок и губы. Кажется, ему все равно до моих душевных терзаний.

— Я думаю после развода уехать в свой город, там у меня родители. Найду себе работу, буду созваниваться с Артёмом и ждать его разрешения для встречи с дочерью, — щеки мокрые, но я не замечаю слез, я пытаюсь себя убедить, что смогу пережить, смогу справиться с собой и не впаду в депрессию. Лиза будет жить с папой, её обеспечат всем необходимым, у неё будет все. Может быть, Артём станет хорошим отцом, может быть, в сложившейся ситуации так будет лучше. Лучше… для неё.

— Я не буду говорить, что ребёнок должен оставаться только с матерью и точка. В жизни бывают разные ситуации, иногда дети растут с отцом. Или вообще с бабушкой, — прищуривается, поджимает губы. Не понятно, что вызвало недовольство: тема разговора или то, что сейчас изучал на ноутбуке.

— Странно, когда воспитывает бабушка, а оба родителя живы и заняты собой. Я такого не понимаю.

— Обычная практика, женщина занимается домом и детьми. Если у сына нет жены, то мать помогает.

— Твои родители развелись?

— Что? — глаза смотрят строго, хочется спрятаться от этого пристального взгляда, приподнимаю губы в улыбке, а он сдвигает брови. — Я отвезу тебя домой.

— Да я могу сама добраться, — суетливо встаю со стула, беру чашку. Руслан не останавливает, слышу хлопок закрывающей крышки от ноутбука. Настроение у него ощутимо испортилось. Чувствовалась тяжесть в воздухе, как будто не за горами буря. Когда он вновь появляется на кухне, уже одетый для выхода из дома, я благоразумно молчу.

Мои сборы занимают не больше пяти минут. Мы не разговариваем друг с другом, Руслан в себе, и по нему видно, что лезть к нему с пустыми разговорами не стоит. Неужели его настроение изменилось из-за моего вопроса? Вроде ничего особенного не спросила, в нашей стране развод не карается законом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Меня завтра не будет в городе, надеюсь, что суд пройдёт без сюрпризов, — мужчина первый нарушает молчание между нами, когда мы уже отъехали от его дома, и машина влилась в поток автомобилей.

— Вряд ли что-то этакое случится, — тяжело вздыхаю, смотрю в окно. — Может, и не стоило заваривать эту кашу, Лиза была бы со мной. Это единственное, что меня сильно угнетает.

— Возможно, тебе удастся договориться с мужем. По сути, дед давно умер, можно как-то обыграть завещание. Я не думаю, что там все так чётко прописано в отношении ребёнка.

— Но ты говорил…

— Это я размышляю вслух. Ты говоришь, что дочь ему не нужна, но вдруг ошибаешься.

— Нет. Артём никогда не выражал восторга по поводу моей беременности, он и не особо был рад рождению дочери.

— Он хотел парня?

— Он хотел секса, а мне запрещали сильно активничать.

— Изменял? — отрывает взгляд от дороги, его глаза могут запросто залезть в душу и выяснить все тайны, однако Руслан не давит, не выступает в роли психолога. Он строит со мной доверительный диалог, хочется ему выговориться и довериться.

Странное чувство, обычно все тайны проще рассказать подруге или маме, но не мужчине, но с ним хотелось поделиться. Возможно, это чувство возникает, потому что он не давит своим мнением и не пытается силой все вытащить наружу, разложить по полочкам, если я сама этого не хочу.

— Да, изменял. Я думаю, что это происходило систематически, чтобы выплеснуть свою агрессию, утолить свою жажду жестокости. Если б все доставалось мне, моя жизнь оборвалась бы для кого-то внезапно, для кого-то закономерно, я бы сейчас не сидела с тобой в машине и не разговаривала.

— Почему ты на него не написала заявление?

— Ты ж сам знаешь, что ему ничего бы не сделали, — усмехаюсь, Руслан сжимает до хруста челюсть. Злится что ли?

— Ты не подумай, что я страдаю стокгольмским синдромом, нет, — поспешно тараторю, словно именно сейчас у этого человека складывается обо мне впечатление. — Всё началось после свадьбы, до этого и намёка не было на жестокость, на желание унизить, показать свою власть над моей жизнью.

— После первого удара надо было уйти. Я не представляю, каким надо быть мудаком, чтобы поднять руку на женщину, — крепко сжимает руль, аж костяшки побелели. — Он тебя бил беременную? — я отвожу глаза в сторону, а Руслан процедил что-то на незнакомом мне языке.

Бил.

Потом я месяц лежала на сохранении и молилась Богу, чтобы сохранили мою девочку. Ради неё я вынесла многое, не каждая бы это пережила в здравом уме. В больнице сказали, что упала с лестницы, правда, лечащий врач скептически улыбнулся, но свое мнение держал при себе. В частной клинике никому ничего доказывать не надо, даже если видишь, что откровенно вешают лапшу на уши. Мне было все равно, после выписки я неделю пробыла дома, а потом у меня открылось кровотечение. Та ночь стала моим персональным кошмаром. И то, что Лизка сейчас бегает, хохочет, ничем не отличается от других детей, большая заслуга врачей. И денег Градовских.