Онлайн книга «Метод 2. Обратная сторона любви»
|
– П…привет. Есеня, видя все это, чувствует себя глупо. – Думаю, в наших встречах больше нет необходимости. Есеня стоит как вкопанная, не зная, как реагировать. – В принципе, можно втроем, но это дороже. – Есеня и Самарин поворачиваются к стриптизерше. Когда Есеня проходит в ангар Меглина, Софья Зиновьевна с видимым облегчением встает из-за стола. – Хорошо, что приехала. Я схожу в магазин. Принимай гостей пока. Софья Зиновьевна накидывает пальто и уходит. Есеня смотрит на Меглина, тот сидит на краю кровати. Напряженно идет кругом. С другой стороны, у стены, сидит Ивашев. – Ты его сюда привел? – Не сюда, он у нее прятался. А куда его девать? В фамильный замок? – И когда собирался сказать? – Не собирался. Там же слушали. И в розетках трещало… – Ничего, что я здесь? – Есеня смотрит на него зло, качает головой. – А чего у него? С розетками? Личное что-то? – Ивашев непонимающе смотрит в сторону Меглина. – А ничего, что он здесь? – Я ж любя. – Кукольник его знает. Что пил каждый вечер – знает. Что не ходит к нему никто – знает! Вспоминай, Ваня! – Меглин кивает в сторону Есени и Ивашева. – Сами знаете, воспоминания – губят. Меглин, схватив Ивашева за плечи, напряженно смотрит ему в глаза. – Он приглядывал за тобой. Давно. Он же не знал. Когда мы его поймать соберемся. Значит, всегда надо быть готовым. Он тебя и берег. Как консервы. Чтоб когда шум пойдет – тебя предъявить. Есеня обращается к Меглину: – Думаешь, он давно все продумал? – А ты видела, как он шьет?! Стежки ровные! Спокоен – бояться нечего! Тыл прикрыт! Он постоянно рядом крутился с Ивашевым. – …Со мной многие здоровались. Кто к своим, на могилки, ходил. Я за могилками приглядывал… Я же хозяин был. Шестьдесят тысяч человек – и все мои. А родственники, конечно, оставляли выпить. И он оставлял. – В лицо его видел? – Нет, он… приезжал часто, а из машины не вылезал – встанет за забором и сидит. Ну, не знаю, как у вас, а я, если человека два раза увидел, он мне уже почти родич. Я ему рукой махну – он развернется и уедет. Ну, я думал – мало ли, у человека переживание свое… – Какая машина, марка?! Ивашев простодушно улыбается. – С багажником. Не знаю, такая старая, что марку уже не опознать. Меглина знобит, он утирает пот со лба. – Узнаем… Он туда приедет… Устав, он садится рядом с Ивашевым. – Зачем? Меглин пристраивается спать – положив голову на плечо Ивашева. – Ритуал… Глаза смыкаются – Меглин проваливается в сон. Он снова смотрит на свои окровавленные руки… На тела подростков, на земле… Высокая темная фигура идет к нему, протягивая руку. Меглин отступает. Луч света падает на темную фигуру, выхватывая деталь – руку, в которой зажат нож. Меглин, как пружина, бросается вперед – оскалившись, словно хочет вцепиться в неизвестного врага. Меглин, рыча, не открывая глаз, мечется по кровати, пытается вырваться из рук Есени и Ивашева. – Родион! Проснись! У тебя приступ! … Ну где?! Софья Зиновьевна лихорадочно выдавливает из блистера таблетки. – Сейчас! …Вот! Быстро сует таблетки в руку Есени. – Крепче его держи! – она кричит Ивашеву. Ивашев наваливается на Меглина, который пытается вырваться и встать с кровати, сжав зубы. Есеня зажимает ему нос, не давая возможности дышать – и Меглин вынужден судорожно втянуть воздух ртом. Она сует ему в рот таблетки, закрывает рот и не отпускает, пока тот, чисто инстинктивно не сглатывает. – Тихо!.. Тихо, все уже, кончилось… Они держат его еще несколько секунд. Меглин затихает. Ивашев гладит его по голове, как лошадь. – Ну все, Родион. Все. Наконец напряженные мышцы расслабляются. Гримаса боли уходит с лица. Софья Зиновьевна смотрит на него с сочувствием. – Что он там видит? Есеня, стараясь не смотреть на нее, укрывает Меглина пледом. – …Надеюсь – ничего. Ивашев откидывается к стене. – А мне точно здесь – безопаснее? Чем у ментов? Что-то я сомневаюсь… И смеется. Есеня смотрит на него сурово, а Софья Зиновьевна неожиданно подхватывает смех. На следующий день фургон Есени стоит, загнанный в перелесок. Отсюда просматривается кладбищенский забор. Ивашев сидит на пассажирском – в наручниках. – А если не я – зачем наручники? – Чтоб ты глупостей не наделал. – Где ж вы раньше были? Вот бы мне их лет в шестнадцать. После школы. Он и Есеня смотрят на кладбищенский забор. – Машина эта всегда здесь останавливалась? – Всегда. Есеня смотрит на забор. На дорогу. Ощущение, что она зря тратит время. – Он не приедет… Он не сумасшедший, где логика? Голос Меглина раздается из глубины фургона: – А зачем он раньше приезжал? Не на этого же смотреть? Кивает назад, на Ивашева. – Обидные ваши слова, Родион Викторович. Меня зовут Иван Григорьевич. Правильно говорить – не на Ивана Григорьевича же смотреть. – И зачем он приезжал? – Иван Григорьича спроси. Есеня смотрит на Ивашева, тот раздумывает. – А! Понял… Место для него. Святое. Намоленное вроде как. Только, понимаешь, с другим знаком. Здесь куколки его лежали. Он не ко мне приезжал. К ним. Есеня не отвечает. Позади нее, в окошке, отделяющем кабину от кузова, возникает Меглин. Выглядит опять неважно. – А многих я убил? Как того? Кукольника? – Пока я с тобой работала – нет. – А до этого? Что говорят-то? Есеня поворачивается на него – на лице его искреннее беспокойство. – Не спрашивала. – Я ни одного не помню. Только ощущение такое, вот тут, – он показывает на голову. – Как будто вот тут забыл, и оно так… давит, как будто… Много. – И какое оно? Ощущение? – Ивашев смотрит на Меглина. – Так не описать. Словами. – Вот и я о том. Это же прочувствовать надо, правильно? Пропустить, так сказать, через чакры? Вдруг заволновавшись, Ивашев ерзает на сиденье. |