Книга Твоя поневоле, страница 42 – Агата Лель

— Так почему я всё-таки здесь, Кай? — шепчу, ощущая виском пульсацию вены на его шее.

Шея — место такое нежное и… уязвимое. Даже тупой столовый нож может нанести смертельную травму…

— Если это не месть, не желание причинить вред, тогда зачем я тебе? Для чего?

— Ты здесь, чтобы любить, — он ласково гладит меня по волосам, заставляя прикрыть глаза от удовольствия.

— Кому любить? Кого?

— Тебе меня, конечно. И наоборот, — невесомый, словно взмах крыла бабочки поцелуй.

Шумно вдыхаю, наполняя лёгкие пленительным ароматом его кожи.

— Дурацкий ответ.

— Как и вопрос.

Освобождаюсь из его объятий и поднимаюсь с пола. Нож лежит всё там же, на тарелке.

— Ты мог просто позвонить мне там, в Москве. Мы бы встретились, ты бы мне всё объяснил, я бы поняла тебя… По крайней мере постаралась бы понять. Мы бы посидели где-нибудь в ресторане, но вот это всё… — обвожу рукой комнату, — …ты же понимаешь, что всё, что здесь сейчас происходит, это ненормально?

— Отчасти.

— Отчасти?! — ужасаюсь. — Ты украл ребёнка из-под носа его собственной бабушки, и то, что ты сводный брат Миши, нисколько не оправдывает твой поступок. Ты окрутил меня на подземной парковке торгового центра и как бы глупо это ни прозвучало — меня ты похитил тоже. Просто посадил в машину женщину на одиннадцать лет старше и увёз туда, куда тебе нужно. Прямо перед объективами десятков камер видеонаблюдения. Ты совсем повёрнутый! Либо ты привык к вседозволенности, либо все твои диагнозы нисколько не преувеличены и тебе нужно лечиться.

— Мой организм и так уже химическая лаборатория. Когда я был маленьким, то пил всё, что давали, благо, потом вырос и понял, что всю эту хрень можно спустить в унитаз.

— А может, надо было слушать врачей?

Кай встаёт тоже, носком кроссовка задевая тарелку — нож беззвучно падает на ковёр.

— Я — не кретин. А если и так, тебе нечего бояться, — между пальцев снова появляется незажжённая сигарета. Сейчас, когда он стоит напротив и смотрит вот так исподлобья, я вдруг замечаю в нём едва уловимые черты Игоря.

— Я честно до смерти от всего этого устала. Может, прекратишь паясничать и нести чушь про любить друг друга и расскажешь, наконец, зачем я здесь?

— Ты ведь не куришь? — чиркает спичкой и с наслаждением затягивается.

— Ты не ответил на мой вопрос.

— И правильно. Никотин — это яд.

— Ты издеваешься надо мной? — обещала ведь держать себя в руках, но этот мальчишка… он словно намеренно меня выводит. — Я хочу знать, зачем я здесь, и не отстану, пока не получу ответ!

— Я же отвечал тебе многократно, для чего ты здесь. Я хотел, чтобы мы узнали друг друга лучше.

— С помощью наручников?

— Мне казалось, тебе нравятся подобные игры. Видел, — кривая ухмылка.

Ублюдок!

Секунду спустя его щёку опаляет увесистая пощёчина, но ему плевать — он поднимает выроненную от неожиданности сигарету и снова засовывает фильтр в рот.

— Ты — психбольной извращенец, — ладонь горит огнём. Свободной рукой разминаю кисть, морщась от боли. Ещё бы, заехать с такой дури…

— Забавные, однако, у тебя двойные стандарты. Женщина, мастурбирующая на камеру — святая, а мужчина, наблюдающий за этим через экран — извращенец?

— Да какой ты мужчина? Сопляк! — выпаливаю в сердцах, и желание схватить с пола нож становится невыносимым. — Да будет тебе известно, я делала это не потому, что мне это нравилось, понятно? Твой папаша… — запинаюсь. Не хватало ещё обсуждать с Каем сексуальные предпочтения его отца. — Короче, не твоё собачье дело. Доживи сначала до моих лет, а потом учи жизни.

— Я не учу тебя жизни, но просто это странно, ты не находишь? — опускается в кресло, положив руки на подлокотники. — Ты же снимала всё это для того, чтобы это потом смотрели. Разве нет?

— Когда я это снимала, у меня и в мыслях не было, что какой-то малолетний психопат будет дрочить на мои кадры.

Он улыбается, даже не думая скрывать удовольствия от всего происходящего. И меня это неимоверно бесит!

— Что такого смешного я сейчас сказала?

— Ты повторяешь это уже во второй раз. Ну, что я того… — делает характерное движение кулаком возле ширинки, — на твоё хоум-видео. Кто из нас ещё извращенец.

— Но ты же для чего-то это смотрел! Скажи ещё, что не возбуждался тогда при виде моих голых сисек!

— Почему — тогда? Они и сейчас меня возбуждают, — взгляд лениво скользит по моей груди. — Может, я не совсем дружу с головой, но между ног всё работает как надо. Ты же проверяла. Можешь проверить ещё.

Опускает глаза на свою ширинку, и я бессовестно смотрю туда же. Я знаю, что у него там всё более чем "как надо". Трогала.

Боже, я трогала за член двадцатилетнего мальчишку. Сына Игоря! Как нужно деградировать?

И тут же оцениваю его словно чужими глазами, будто вижу впервые. Высокий, хорошо сложенный парень, который выглядит старше своих лет. И двадцать — это далеко не юнец, это пусть ещё не совсем, но всё-таки мужчина! Мужчина, который знает, что делает, так почему же я постоянно пытаюсь записать его чуть ли не в подростки?!

Может, подсознание таким способом дистанцируется от него подальше, потому что подспудно я понимаю, что стоит чуть-чуть отпустить ситуацию — и произойдёт неминуемое. И если раньше он был просто чокнутым безумцем, который похитил меня с парковки торгового центра, то сейчас я знаю, кто он такой, и если опустить моральную сторону, то перед Богом и законом наша связь была бы абсолютно допустима и не наказуема. Дорога в ад мне уже заказана, но уж точно не потому, что я посмела покуситься на детородный орган парня моложе себя. Но это если опустить моральную сторону… А как её опустить? Я же знаю, кто он, и от этой правды никуда не деться.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

К тому же он держал меня прикованной наручниками к кровати, а это вообще из ряда вон!

— Я смотрел не на твои голые сиськи, Натали. Хотя и на них тоже, конечно, — кончики губ смущённо ползут вверх. Ни дать ни взять агнец божий. — Я просто смотрел на тебя, пытался рассмотреть твою глубину.