Книга Инструментарий человечества, страница 118 – Кордвейнер Смит

Он подтолкнул ее за локоть и открыл сдвижную дверь.

– Но девочка… – начала было Элейн.

– Она не девочка, – возразил Мой-милый-Чарли. – Она просто собака – точно так же, как я не человек, а козел, улучшенный, подрезанный и подстриженный для придания человеческого облика. Если ты вернешься, Элейн, я буду любить тебя, как Бога, или убью. По обстоятельствам.

– Каким обстоятельствам? – спросила Элейн. – И что такое «Бог»?

Мой-милый-Чарли улыбнулся мимолетной лукавой улыбкой, одновременно лживой и приветливой. Возможно, она была его отличительной чертой в обычные времена.

– Про Бога ты узнаешь в другом месте, если узнаешь. Не от нас. Не жди, что я тебе расскажу. А теперь иди. Через несколько минут все закончится.

– А С’джоан? – не уступала Элейн.

– Если ничего не получится, мы всегда сможем вырастить новую С’джоан и дождаться новой тебя, – ответил Мой-милый-Чарли. Госпожа Панк Ашаш нам это обещала. Иди же!

Он грубо толкнул ее, и она, споткнувшись, шагнула за дверь. Яркий свет ослепил Элейн, чистый воздух показался сладким, как свежая вода в первый день после кокона космического корабля.

Маленькая девочка-собака вошла вместе с ней.

Дверь, золотая или латунная, с лязгом закрылась за спиной.

Элейн и С’джоан стояли неподвижно, бок о бок, и смотрели вперед и вверх.

Эта сцена запечатлена на многих картинах. Большинство из них изображают Элейн в лохмотьях, с искаженным, страдающим лицом ведьмы. Это совершенно не соответствует действительности. Она была в повседневной юбке-брюках и блузке, с двумя одинаковыми наплечными сумками, когда вышла с другой стороны Города глупцов. Это был обычный наряд для Фомальгаута III тех времен. Она не сделала ничего, чтобы испачкать свою одежду, а значит, вышла такой же, как вошла. Что до С’джоан… всем известно, как выглядела С’джоан.

Их встретил Охотник.

Их встретил Охотник, и возникли новые миры.

Он был невысоким, с курчавыми черными волосами, черными глазами, в которых плясали смешинки, широкими плечами и длинными ногами. Его шаг был уверенным и быстрым. Он держал руки по швам, но его ладони не выглядели загрубелыми и мозолистыми, как должны выглядеть ладони того, кто обрывает жизни, пусть даже это жизни животных.

– Входите и садитесь, – поприветствовал он их. – Я ждал вас обеих.

Спотыкаясь, Элейн шагнула вперед и вверх.

– Ждал? – выдохнула она.

– Ничего загадочного, – ответил он. – У меня работает монитор. Который показывает туннель. Соединения защищены, и полиция не может к нему подключиться.

Элейн замерла. Маленькая девочка-собака замерла на шаг позади нее. Элейн попробовала выпрямиться в полный рост. Рост у них с Охотником был примерно одинаковый. Однако он стоял на несколько ступенек выше ее. Ей удалось сдержать эмоции и произнести ровным голосом:

– Значит, ты знаешь?

– Что?

– Все, о чем они говорили.

– Конечно, знаю, – улыбнулся он. – Почему нет?

– И о том, что мы любовники? – запинаясь, произнесла Элейн. – Об этом тоже?

– Об этом тоже. – Он снова улыбнулся. – Я полжизни это слышу. Поднимайтесь, садитесь и съешьте что-нибудь. У нас сегодня вечером много дел, если мы хотим, чтобы благодаря нам свершилась история. Что ты ешь, девочка? – ласково спросил он С’джоан. – Сырое мясо или человеческую пищу?

– Я готовая девочка, а потому предпочитаю шоколадный торт с ванильным мороженым, – ответила С’джоан.

– Значит, ты их получишь, – сказал Охотник. – Проходите, вы обе, и садитесь.

Она поднялись по лестнице. Их ждал роскошно накрытый стол, вокруг которого стояли три кушетки. Элейн поискала взглядом третьего человека, который должен был к ним присоединиться. Лишь усевшись, она поняла, что Охотник собирался пригласить за стол девочку-собаку.

Он заметил ее удивление, но никак его не прокомментировал.

Вместо этого он обратился к С’джоан:

– Ты ведь знаешь меня, девочка, да?

С’джоан улыбнулась и расслабилась – впервые с того момента, как Элейн ее увидела. Когда напряжение ушло, стало ясно, что она потрясающе красива. Опасливость, бесшумность, скрытая тревожность – все это были собачьи качества. Теперь ребенок казался полностью человеческим – и не по годам взрослым. На белом лице выделялись темно-темно-карие глаза.

– Я много раз видела тебя, Охотник. И ты говорил мне, что случится, если я окажусь той самой С’джоан. Рассказывал, как я буду нести слово и встречу множество испытаний. Как я могу погибнуть, а могу и выжить, но люди и недолюди тысячелетиями будут помнить мое имя. Ты рассказал мне почти все, что я знаю, – кроме тех вещей, о которых я не могу с тобой говорить. Ты тоже про них знаешь, но ведь ты будешь молчать, правда? – умоляюще спросила девочка.

– Я знаю, что ты была на Земле, – ответил Охотник.

– Не говори этого! Пожалуйста, не говори! – взмолилась девочка.

– На Земле! На самой Родине человечества? – воскликнула Элейн. – Звезды и космос, как ты туда попала?

– Не дави на нее, Элейн, – вмешался Охотник. – Это большой секрет, и она хочет его сохранить. Сегодня ты узнаешь больше, чем когда-либо узнавала смертная женщина.

– Что значит «смертная»? – спросила Элейн, не любившая древние слова.

– Лишь то, что твоя жизнь конечна.

– Это глупо, – возмутилась Элейн. – Всему приходит конец. Посмотри на этих несчастных, грязных людей, которые четыреста лет прожили вне закона. – Она огляделась. Роскошные черно-красные занавеси тянулись от потолка до пола. С одной стороны комнаты стоял предмет мебели, какого Элейн никогда раньше не видела. Он напоминал стол, но с двумя широкими плоскими дверцами спереди, от края до края, и был затейливо украшен неизвестной древесиной и металлами. Однако у Элейн имелись более важные темы для разговора, нежели мебель.

Она посмотрела прямо на Охотника (органических заболеваний не выявлено; старое ранение в левое предплечье; избыточное пребывание на солнце; может нуждаться в коррекции близорукости) и спросила:

– Меня ты тоже поймал?

– Поймал?

– Ты Охотник. Ты охотишься на всяких тварей. Чтобы их убить, я полагаю. Тот недочеловек, козел, который называет себя Мой-милый-Чарли…

– Он никогда так не делает! – воскликнула девочка-собака, С’джоан.

– Не делает чего? – спросила Элейн, сердясь, что ее перебили.

– Он никогда себя так не называет. Так его зовут другие люди, то есть недолюди. Его имя Балтазар, но им никто не пользуется.

– Какое это имеет значение, девочка? – сказала Элейн. – Я говорю о моей жизни. Твой друг заявил, что лишит меня жизни, если чего-то не случится.