Книга Инструментарий человечества, страница 161 – Кордвейнер Смит

На коже были вырезаны слова. Я сорвал плащ и обернул им руку Вирджинии.

Она всхлипывала, а я размотал ее ладонь. И она увидела слова на коже. Слова на чистом французском гласили: «Ты будешь любить Пола всю свою жизнь».

Вирджиния позволила мне снова перевязать руку плащом, затем подняла лицо для поцелуя.

– Оно того стоило, – сказала она. – Оно стоило всех проблем, Пол. Давай посмотрим, удастся ли нам спуститься. Теперь я знаю.

Я снова поцеловал ее и ободряюще произнес:

– Теперь ты знаешь, не так ли?

– Конечно. – Она улыбнулась сквозь слезы. – Инструментарий не мог подстроить все это. Что за умная старая машина! Это бог или дьявол, как по-твоему, Пол?

Тогда я не знал этих слов и вместо ответа похлопал ее по руке. Мы повернулись, чтобы уйти.

В последний момент я осознал, что сам не попробовал «ПРЕДСКАЗАНИЯ».

– Минуточку, дорогая. Позволь, я оторву от повязки кусочек.

Она терпеливо ждала. Я оторвал кусок размером со свою ладонь, а затем выбрал один из фрагментов бывших людей, разбросанных по земле. Возможно, это была передняя часть руки. Я вернулся, чтобы просунуть ткань в прорезь, но у дверцы сидела огромная птица.

Я попробовал отогнать ее рукой, и она каркнула на меня. Похоже, она угрожала мне криками и острым клювом. Я не мог ее прогнать.

Тогда я попробовал телепатию: Я настоящий человек. Уходи!

Тусклый птичий разум в ответ метнул мне: Нет-нет-нет-нет!

Тогда я с такой силой ударил птицу кулаком, что она свалилась на землю. Отряхнулась среди белого мусора на мостовой, раскинула крылья и позволила ветру унести себя прочь.

Я сунул клочок ткани в прорезь, мысленно сосчитал до двадцати и достал его.

Слова были простыми, но ничего не значили: «Ты будешь любить Вирджинию еще двадцать одну минуту».

Ее радостный голос, уверенный благодаря предсказанию, но по-прежнему срывающийся из-за боли в руке, донесся до меня будто издалека.

– Что там сказано, дорогой?

Случайно-преднамеренно я позволил ветру выхватить у меня обрывок ткани. Он улетел, словно птица. Вирджиния проводила его взглядом.

– О! – разочарованно воскликнула она. – Мы его потеряли! Что там было сказано?

– То же, что и в твоем.

– Но какими словами, Пол? Как она это сказала?

С любовью, и отчаянием, и, быть может, примесью «страха» я солгал ей, нежно прошептав:

– Там было сказано: «Пол всегда будет любить Вирджинию».

Она ликующе улыбнулась мне. Ее коренастая, пышная фигура твердо и радостно противостояла ветру. Она вновь стала пухлой, милой Менеримой, которую я встречал в нашем квартале, когда мы оба были детьми. И не только ею. Она была моей вновь обретенной любовью в нашем вновь обретенном мире. Моей мадемуазелью с Мартиники. Послание было глупым. Судя по пищевой дверце, машина не работала.

– Здесь нет ни еды, ни воды, – сказал я. Вообще-то у перил была лужица, но ветер согнал воду к человеческим структурным элементам, разбросанным по земле, и мне не хватало смелости пить ее.

Вирджиния была так счастлива, что, несмотря на раненую руку и отсутствие воды и пищи, шагала энергично и весело.

Двадцать одна минута, подумал я. Прошло около шести часов. Если мы останемся здесь, то столкнемся с неведомыми опасностями.

Мы быстро двинулись вниз по Бульвару Альфа-Ральфа. Мы посетили Абба-динго и остались «в живых». Я не считал себя «мертвым», но эти слова так долго не имели никакого смысла, что думать их было трудно.

Пандус шел вниз под крутым углом, и мы скакали, точно лошади. Ветер с невероятной силой дул нам в лицо. Это был всего лишь ветер, но слово «труба» я нашел, только когда все закончилось.

Мы не видели башню целиком, лишь стену, к которой нас подвела древняя дорога. Остальные части башни были скрыты облаками, которые трепетали, подобно рваным тряпкам, огибая твердый материал.

Небо было красным с одной стороны и грязно-желтым с другой.

На нас начали падать крупные капли воды.

– Погодные машины сломались! – крикнул я Вирджинии.

Та крикнула что-то в ответ, но ветер унес ее слова. Я повторил фразу про погодные машины. Вирджиния кивнула, тепло и радостно, хотя ветер хлестал ее волосами по лицу, а струи воды пятнали огненно-золотистое платье. Это не имело значения. Она крепко держала меня за руку. Ее счастливое лицо улыбалось мне, пока мы неслись вниз, сопротивляясь уклону пандуса. Ее карие глаза были полны уверенности и жизни. Она увидела, что я смотрю на нее, и поцеловала меня в плечо, не сбившись с шага. Она навсегда была моей девушкой – и знала это.

Вода-сверху, которая, как я позже узнал, была настоящим «дождем», усилилась. Внезапно к ней присоединились птицы. Крупная птица, с силой махая крыльями в ревущем воздухе, повисла перед моим лицом, хотя ее скорость относительно воздушного потока составляла много лиг в час. Она каркнула мне в лицо, и ее унесло ветром. Однако в меня тут же врезалась другая птица. Я посмотрел на нее, но ее тоже подхватил бешеный воздушный поток. Я уловил лишь телепатическое эхо яркого, пустого разума: Нет-нет-нет-нет!

Что теперь? – подумал я. С птичьим советом много не сделаешь.

Вирджиния стиснула мою руку и остановилась.

Я тоже остановился.

Прямо перед нами был разбитый край Бульвара Альфа-Ральфа. Уродливые желтые облака плыли сквозь пролом, будто ядовитые рыбы, спешившие по неведомому делу.

Вирджиния кричала.

Я ее не слышал и наклонился к ней так, что ее губы почти касались моего уха.

– Где Махт? – крикнула она.

Я осторожно подвел ее к левой стороне дороги, где ограждение немного защищало нас от несущегося воздуха, смешанного с водой. Мы оба почти ничего не видели. Я заставил Вирджинию опуститься на колени и сам встал рядом с ней. Вода колотила нас по спинам. Свет стал грязно-бурым.

Видеть мы могли, но видно было немного.

Я хотел остаться под прикрытием ограждения, но Вирджиния толкнула меня локтем. Она желала, чтобы мы что-нибудь сделали с Махтом. Что именно мы могли сделать, я не имел ни малейшего представления. Если он нашел убежище, ему ничего не грозило, но если он снаружи, на этих тросах, яростный напор воздуха скоро столкнет его вниз, и Максимилиана Махта не станет. Он будет «мертв», и его внутренние части будут выцветать где-то на открытой местности.

Вирджиния настаивала.

Мы подобрались к краю.

Подобно пуле, птица метнулась мне в лицо. Я отпрянул. Она коснулась меня крылом. Мою щеку словно обожгло. Я не знал, что перья такие твердые. Должно быть, у всех птиц поврежден мыслительный механизм, раз они нападают на людей на Альфа-Ральфа. Это неподобающее отношение к настоящим людям.