Книга Первый Зверь, страница 5 – Елена Синякова

Жаль, что я поняла это слишком поздно…

Как и то, что моя ярость и сопротивление только подливают масла в кратер вулкана, где и без того лава бурлила и выходила из берегов, опаляя мою кожу невыносимым жаром и влагой, когда он навалился сверху, даже не пытаясь удерживать мои рук, но раздвигая ноги так сильно, что мне казалось, будто меня вывернуло наизнанку, оттого что колени оказались прижаты к снегу его большим ладонями, что было страшнее и тяжелее любых тисков.

Я замерла лишь на секунду, сгорая от стыда и ужаса, когда увидела его лицо и глаза, которыми он рассматривал мои обнаженные бедра — жарко, жадно, хищно, с какой-то темной непередаваемой неистовой страстью, от которой я содрогнулась, мелко задрожав и понимания, что пощады не будет.

Его глаза сделались практически полностью черными, когда он, продолжая стоять на коленях, подался вперед, оскалившись и хрипло зарычав под мой истеричный всхлип, потому что его обжигающая каменная эрекция коснулась нежной розовой плоти, что предназначалась не ему, и совсем не так!..

Замерев в напряжении и шоке лишь на долю секунды, я захрипела от ужаса, почувствовав, как ОН прорывается в мое тело страшно и болезненно, заполняя собой и своим ненавистным жаром, словно ставя клеймо собой, которой навсегда останется внутри и не смоется никогда и ничем!

И не было ничего страшнее этого бесконечно долгого унизительного момента, когда я кричала до хрипоты, пытаясь вырваться, но ощущая, как он становится лишь еще глубже во мне, раздирая и принося такую ошеломительную боль, о которой я не могла бы даже помыслить раньше!

Это было чудовищно!

Это было невыносимо и страшно — чувствовать свою полную беспомощность и его власть надо мной и моим телом, которое сжималось и стало влажным от боли, что нарастала и оглушала меня, застилая глаза мраком, но оставляя разум ясным и холодным, словно душа отделилась от тела, не способная выносить этого безумия и ужаса.

— Замри и молчи, — выдохнул с дрожью монстр, вытягиваясь во весь своей невообразимый рост и нависая с глухим стоном, чтобы упереться ручищами по обе стороны от меня, когда мне казалось, что я медленно и мучительно умираю, не способная больше сделать ничего, потому что все мое тело трещит и расходится, опаляя болью настолько кричащей и обжигающей, что если я вдохну слишком сильно, то разорвусь под ним на сотню лоскутков.

Я задыхалась от этой боли, не способная больше пошевелиться, и замирая, лишь только слезы текли по вискам, теряясь в волосах, когда даже через свои мокрые ресницы я видела ненавистное лицо монстра прямо перед собой, ощущая его опаляющее дыхание на своем холодном влажном лице, и чувствуя всем телом, как он дрожит.

Дрожит и хрипло дышит, задерживая иногда дыхание, пока его тело тоже замирало напряженное настолько, что мне, казалось, словно воздух вокруг него скоро начнет трещать сотней пронзающих молний.

Даже через пелену боли и мокрых ресниц я замечала, как на его лице выступили капельки пота, что стекал по скулам и вискам, пока он замер и не двигался, смотря на меня так, словно пытался запомнить каждую черту.

Но это было лишь временное затишье перед бурей и самой настоящей пыткой, потому что потом он стал двигаться.

Сначала медленно.

Назад, позволяя мне втянуть тонко воздух, наполненный запахом его тела.

И вперед, снова бросая в пучину самой ненасытной боли, которая отбирала мое тело, словно бросая его в огонь, где я кричала и рыдала, но не могла вырваться.

Снова и снова.

Опять и опять.

Закрыв глаза, я могла только молиться, чтобы это закончилось как можно скорее пиком его удовольствия. Или моей смертью, потому что запах свежей крови кружил в воздухе, заставляя его содрогаться и рычать, а меня глотать слезы, но упрямо молчать.

Уже было не важно, что будет дальше. Лишь бы это скорее закончилось.

Ощутив его лицо очень близко, я закусила губу прокусывая до крови, и судорожно сглотнув, когда его губы скользнули по моим, переходя на щеку и скулу, а затем еще ниже, опускаясь на шею, дрогнув и громко всхлипнув от неожиданности, когда ощутила новую боль, оттого что он укусил.

Прокусил кожу своими клыками, подобно вурдалаку, вдавливая меня в рыхлый снег, словно в смертельный саван, когда его глухой стон перешел в оглушающее рычание, и монстр отшатнулся от меня, подарив неожиданную и выстраданную свободу, оттого что моему телу стало легко и морозный аромат леса окутал своей кусающей колючей свежестью, от которых в легких свистело.

Но страшно было открыть глаза, чтобы снова увидеть его.

Я лежала, не шевелясь и едва дыша, не ощущая больше собственных ног. Один лишь ад из пульсирующей боли в бедрах и низу живота, словно меня посадили в огонь, вставив внутрь раскаленный кол.

Монстр уже не был во мне, а мне казалось, что внутри что-то осталось…большое, ранящее, обжигающее, не щадящее. Казалось, что я больше никогда не смогу свести собственных коленей и сделать грудью полный вздох, не корчась от разрывающей боли.

Теперь он мог уволочь меня на могилу своего отца или бросить здесь — лишь бы он оставил и дал умереть в тишине и покое, с памятью о моих родителях и брате, которые кричали и сходили с ума даже на небесах, потому что видели все это.

Но ОН не уходил.

Я слышала его хриплое дыхание, каждый выдох заканчивался рычанием.

В какой-то момент мне показалось, что глубоко в лесу стал слышен одиночный волчий вой.

Низкий, пронзительный, грозный. Пробирающий до костей.

Я чувствовала его проклятую силу, которая была выше моей боли, пробираясь через холод, вздрагивая устало и затравленно, когда новый столп снега закружился надо мной, оседая на мое полуобнаженное тело и лицо, и послышался его душераздирающий крик где-то в глубине леса.

Монстр снова кричал.

Жутко. Оглушительно. Заставляя содрогнуться даже израненной душой, которая была изодрана в рваные кровавые клочки.

Он снова что-то крушил в лесу, отчего земля подо мной стонала и дрожала.

Но я устала бояться….

Просто лежала в ворохе снега, распластанная и изодранная, чувствуя, как кровь вытекает из меня, впитываясь в снег.

Я никогда не чувствовала запах крови так остро и явственно.

Никогда не думала, что смогу ощутить аромат собственный крови. В детстве я не была послушным ребенком, часто убегала, падала, залезала туда, куда нельзя было, и кровь была чем-то естественным и логичным. Она не пугала, не вызывала ни восторга, ни паники, даже когда я слизывала ее капельки с маленьких ран, чтобы только их не заметила кормилица или матушка, не ощущая ни ее вкуса, ни ее запаха.

На снегу она походила на раздавленные ягоды клюквы.

Теперь я знала, что кровь пахнет болью, беспомощностью и бессилием перед тем, кто во власти убить…или оставить в живых, что было страшнее самой смерти.