Книга Целительница для князя, страница 31 – Мстислава Черная

Герцог появляется в столовой неожиданно.

Слуги торопливо ставят на стол третью чашку.

Герцог занимает место хозяина.

Гед ухмыляется.

– Не слишком ли много вы на себя берёте, князь?

– Что вы имеете в виду, герцог? Я прибыл с единственной целью – поблагодарить леди Бернару за оказанную мне помощь в пути. Если леди пожелала, чтобы в знак благодарности я принял приглашение за стол, я подчиняюсь.

– Письма было более, чем достаточно, – сухо цедит герцог.

Я налегаю на булочки и тихо радуюсь, что обсуждение политики откладывается на неопределённо долгий срок.

Гед берёт с меня пример, и ухватывает с общего блюда очередную вкусняшку.

– Герцог, о чём вы? За разговором можно упустить последнее лакомство, – я, вероятно, в нарушение всех писаных и неписаных столовых правил, перекладываю сдобу с основного блюда в тарелку герцога.

От неожиданности он замолкает. Не столько, наверное, от неожиданности, сколько переваривает мой жирный намёк на то, что он упускает нечто важное, пытается понять, что именно.

Воспользоваться заминкой и удрать? Пока Гед рядом, мне спокойно, но ведь надолго Гедан не останется, так смысл тянуть? Уж лучше дать герцогу возможность сплавить Геда, а за это время настроиться на неизбежную беседу с глаза на глаз. Или стравить герцога и братика, которого по идее уже должны откачать.

Гед меня опережает?

– Герцог, я, как тот, кого ситуация коснулась непосредственно, хотел бы понять, как возможно, что в родном доме на леди напал посторонний мужчина.

Круто завернул. Жёстко и оскорбительно.

– Нападает?! – герцог заводится мгновенно.

На крик не переходит, но на пару тонов голос повышает. И красными пятнами расцветает.

Гед и ухом не ведёт:

– Дарованная моим покровителем защита могла сработать лишь в случае реальной опасности.

– Князь, разве вы не слишком суровы к герцогу? Лорда ат Югниса в гостиную пригласил мой брат, – на словах я отца защищаю, но на деле макаю в грязь лицом.

– Леди Бернара! – пытается он закрыть мне рот, но намёк, что приличные леди в мужские разговоры не лезут, я игнорирую.

Гед с наигранной укоризной качает головой:

– Леди, вы поздно вернулись. Вы не можете этого знать наверняка. Даже если вы правы, как герцог мог не знать, что происходит в его доме? Герцог, вы не знали или допустили?

– Князь, вы переходите все границы.

– Герцог, вы не услышали меня? Сработала защита, которую дал мой покровитель в ответ на моё обращение. Я имею право задавать вопросы.

Герцог стискивает зубы, бросает на меня откровенно злобный взгляд. Если бы взглядом можно было убивать, точно убил бы.

– Князь! – в столовую вваливается парень, в котором я с трудом опознаю брата Бернары.

Мне казалось, за ночь он должен проспаться и протрезветь. Неужели с утра продолжил заливаться?

– Выйдите, лорд, – приказывает герцог.

Безуспешно.

– Отец уже сказал, что вы перешли границы, князь Даларс. Я требую извинений!

Гед выразительно морщится, ещё и платком, к счастью, не моим, взмахивает, будто пытается избавиться от редкостного амбре. Братик жест прекрасно понимает.

– Это уже оскорбление!

– Лорд, – герцог вскакивает. – Покиньте столовую немедленно!

– Я вызываю вас на дуэль, князь.

Брат швыряет в лицо Гедану белую перчатку.

Герцог красный, как помидор? О, нет. Каким красным он может быть, я даже не догадывалась. Я всерьёз начинаю беспокоиться, что его хватит удар. Лицо будто густо измазали бордовой краской. Герцог стискивает кулаки, но молчит.

Братик довольно скалится.

Гед поднимается из-за стола, но говорить не спешит.

– Что, со всей наглостью лезть во внутренние дела дома ат Шуа смелости хватает, а ответить за свои слова – нет?

– Что вы несёте, лорд?! – герцог всё-таки вмешивается. – Незамедлительно принесите его светлости извинения.

Наверное, братик успел принять на грудь, прёт как носорог, море по колено, вообще не соображает.

– И это ваш наследник? – с откровенной издёвкой спрашивает Гед.

Герцог молчит.

Гед двумя пальцами поднимает перчатку:

– Как вам угодно, лорд Бревно.

– Что?! – взрывается братик.

– Но именно так мне вас представили, – невозмутимо поясняет Гед. – Сегодня в полдень на главной площади, оружие – мечи. Леди Бернара, окажите мне честь, будьте моим секундантом? Я всецело доверяю вам и абсолютно уверен, что родственная связь не станет преградой для вашей честности.

– Князь, вам не кажется, что просить сестру вашего противника стать вашим секундантом жестоко по отношению к чувствам леди? – герцог всё-таки предпринимает попытку остановить катастрофу.

– Нет, – насмешливо отвечает Гед.

Грубо, но эффективно.

А я поддерживаю:

– Герцог, благодарю за заботу, но уверяю, что ваше беспокойство напрасно. Мои чувства никак не пострадают.

Братик Гедану не соперник ни с какой точки зрения, предстоящее даже дуэлью не назвать, избиение.

– В полдень, – удовлетворённо кивает брат. – Отец, во славу нашего дома я порежу наглеца на лоскутки. Пожалуйста, получите у его величества для меня разрешение повесить череп побеждённого в нашу трофейную. Ушаль! Друг, будь моим секундантом! – уверенно топая, он покидает столовую.

Герцог за то время, что я смотрела вслед братику, успел вылинять до белизны скатерти. Стоит белый, держится пальцами за край стола, того гляди упадёт.

– Полагаю, дальнейшее моё пребывание в доме будет неуместно, – нейтрально замечает Гедан. – Леди Бернара, сожалею, что вынужден попрощаться. Я с нетерпением жду нашей встречи на площади.

– Взаимно, – улыбаюсь я.

Наверное, Геда нужно проводить, да?

Внезапно проснувшаяся интуиция подсказывает, что торопиться не стоит, и предчувствие оправдывается. Герцог словно сдувается, сходство со сморщенным, но ещё сохраняющим немного воздуха шариком очевидно. Он ссутуливается, руки повисают бесполезными плетьми, голову опускает.

– Ваше светлость князь Даларс, я осознаю, что моя просьба… Послушайте, князь, я признаю вину своего сына. Я прошу у вас прощения за то, что допустил его отвратительное поведение в отношении вас. Он мой единственный сын. Я… умоляю, сохраните ему жизнь.

Ага, беречь ушлёпка, который пытается тебя убить – отличное предложение.

Герцог явно понимает, что неправ, что должен обуздать сына, а не обращаться к князю, но своей унизительной просьбой герцог фактически признаёт, что повлиять на сына бессилен.