Онлайн книга «Золотой лук. Книга первая. Если герой приходит»
|
В Лехейской гавани, что по левую руку от нас, было тесно от торговых кораблей. Они толклись там, как чужеземцы, прибывшие на них, толкутся на рынке – том, что выше над портом. Приезжие звали наш город не Эфирой, а Коринфом. Местные торговцы с них за это три шкуры драли. Но приезжие все равно говорили: «Коринф». Вот дураки! Колесница Гелиоса катилась к закату. Золото вокруг нее, как и вчера, мешалось с пурпуром. Сегодня пурпур выглядел тревожно. Он больше напоминал пламя пожара, чем дедушкин любимый хитон. От солнца по морю протянулась огненная дорожка: надвое рассекла гавань, уперлась в стоящие у причала корабли. Того и гляди, загорятся! От блеска и мельтешения у меня перед глазами поплыли радужные круги. Я поскорее отвернулся. Вторую нашу гавань, Кенхрейскую, что по другую сторону Истма [30], отсюда видно не было. Ее заслоняли скалы, каменные чудовища с клочковатой шерстью – зарослями каллистемона и олеандра. – Можно и без колесницы, – я уж думал, папа не ответит. – Как фракийцы. Еще куреты… – А как они ездят? – Верхом. На спине у лошади. Я уставился на спины коней, гнедого и вороного. В косых лучах солнца их шкуры лоснились, играли масляными бликами, когда под ними перекатывались тугие мускулы. Посередине спины у обоих коней имелись небольшие прогибы. Я указал на них отцу: – Вон туда надо садиться? – Верно. Соображаешь! Папа подмигнул с одобрением: – Шкуру набрось или попону, а потом садись. Иначе конский пот ноги до костей разъест. Только имей в виду: удержаться у коня на спине – дело непростое. Раз, и свалился [31]. Колесница удобнее: и для поездок, и для войны, и для состязаний. – Но фракийцы ж ездят? – Ездят. – А я могу попробовать?! Отец смерил меня взглядом: – Лучше не надо. Мал ты еще, Гиппоной. Он задумался, что-то прикидывая. – На следующий год попробуешь. Если не передумаешь. Всего лишь год! Целый год… – Я? Передумаю? Ни за что! – Значит, договорились. – А на колеснице когда можно будет? – Да хоть сейчас! Держи. Отец протянул мне вожжи, подвинулся, уступая место. Не веря своему счастью, я что было сил уцепился за крепкие кожаные ремни. Держать равновесие и одновременно править упряжкой оказалось не так-то просто. Отец стоял рядом, готов в любой миг прийти на помощь, но пока не вмешивался. Помню, он любил повторять: «Каждый должен сам набить свои шишки». Колесницу качнуло. Я невольно натянул вожжи, ловя опору – и кони сбавили шаг. Я хотел хлестнуть их вожжами по спинам, как это делал папа. Не больно, просто чтобы шли быстрей. Хлестнуть не получилось, но лошади оказались умные: сами выровняли шаг, пошли как прежде. И в поворот вписались! Я только чуть-чуть потянул, а они уже повернули. Получается! Я – возничий! Мне и в голову не пришло, что коням просто некуда деваться с дороги. Вот они и шли себе, цокали копытами: правь ими, не правь… За поворотом отец забрал у меня вожжи. – Понравилось? – Ага! Еще как! Я покосился на свою новенькую фибулу. На спине, значит? Верхом? – Пап, а кони с крыльями взаправду бывают? – С крыльями? – Ага! Вот такие. Я повернулся боком, чтобы ему хорошо было видно мою находку. Ткнул в нее пальцем. Запоздало пришел испуг. Вдруг папа заберет фибулу?! Он Эфирой правит, тут все его. Если ты что нашел, надо басилею отдать, да? А я не отдал, присвоил… Отец коснулся серебряного коня пальцем. Отвел руку. Ф-фух, не забрал! Ну да, я же его сын. Мне, наверное, можно находить и не отдавать. И братьям тоже можно. А остальным нельзя. – Это Пегас, – сказал Главк Эфирский. – Бурный Поток [32]. – Пегас? Это его имя? – Да. Точно, Пегас! Я ж про него слышал! Просто не подумал как-то. – И он летать умеет? – Умеет. – Ух ты! Это какая ж кобыла такого родила? – Кобыла? Нет, малыш, Пегаса не кобыла родила. – А кто?! Отец сделался серьезным. Только что улыбался, мной гордился, и вдруг как отрезало. Лицо каменное, желваки на скулах. Воин перед боем; Главк-Лошадник, сын Сизифа. – Пегаса родила Горгона. Младшая из Горгон – Медуза. Я ахнул. Прикусил язык, хотя нас не трясло. Ничего себе! Про Медузу Горгону я знал. А кто не знал? Она людей взглядом в камень превращала. Глазищи – смерть. На голове змеи кублом: шипят, кусаются. Ее герой Персей убил – в тот год, когда я родился. И это она родила красавца Пегаса?! Хотелось спросить у отца, как такое могло случиться, но я нутром почуял: лучше помалкивать. Сейчас – так точно. Может, лучше эту фибулу выбросить? Ну его в Тартар, этого Пегаса, раз у него такая мама! Я поднял руку, собираясь отколоть застежку с хитона. Опустил. Снова поднял. На руку словно Медуза поглядела: каменная, тяжелая. Пальцы не слушаются, промахиваются мимо фибулы. Ничего, справлюсь. ⁂ И все-таки я ее не выбросил. 2
«О малом молю тебя, бог! И о большом молю…» Храм я помнил с прошлого года. Правда, тогда он казался мне больше. Усох, что ли, за это время? Портик с колоннами, три мраморные ступени ведут ко входу. Внутри горели факелы. Пламя трепал ветер, задувая снаружи, по храму метались тени. Из-за этого казалось: деревянная статуя Гермия с барашком на плечах вот-вот оживет. Гляди, шевелится! Сейчас бог шагнет из храма на двор, сбросит барашка на свой алтарь… Что будет дальше? Я не знал. Понимал: никто к нам не выйдет. Движение в сумраке – игра теней. Статуя неживая. Я подходил к ней, когда было еще светло. Краска, дерево, трещинки… Все я понимал. Но глядя на статую в колеблющихся тенях и бликах, я испытывал сладкий ужас и предвкушение. Вдруг оживет?! Выйдет, а? Закатный Гелиос – багровый, распухший, усталый – наполовину скрылся за морем на западе. Жертвы Носителю Ягнят наша семья всегда приносила на вечерней заре. Почему? Не знаю. Не интересовался. Положено – и все тут. Кем положено? Самим Гермием? Жрецами? Дедушкой Сизифом? |