Книга Иерихон, страница 22 – Басти Родригез-Иньюригарро

— Попытку самоубийства можно с чем-то перепутать?

— Я только что рассказывал тебе про бег по Линиям. А как прикажешь вот это понимать? «Странные суждения, девиантное поведение».

— Какое поведение?

— Ненормальное. Да что им от меня надо?

На экране засиял вопрос господина Мариуса:

«Из каких немыслимых соображений вы опять пристаёте к медикам?».

«Я не пристаю», — напечатал Кампари. — «Я с ними сотрудничаю».

— Верни рот на место, — засмеялась Дик. — Мне страшно, что он так и останется под глазом.

«У Валентины сотрясение мозга», — добавил господин Мариус. — «Я решил, вам может быть интересно».

— Порадовать почти нечем, — Феликс уселся напротив Кампари. — Знакомое имя нашёл только я. Одна портниха — мы с ней встречались по утрам — болтала, что я ей послан в утешение после некого Пау, которого она обшивала: двадцатилетний, недавно из старшей школы, еле согласился приехать к ней домой, сорок минут трепался, а потом собрался уходить. Она его в дверях поймала, спросила, где живёт. Пау не сказал, но вы ж понимаете, командор, дамы нынче пошли напористые.

— Убери с лица похабную ухмылку и не отвлекайся.

— Адрес она где-то раздобыла и на следующее утро поехала, о чём до сих пор жалеет. Открывает наш архитектор дверь, а она удивляется: такая тёмная комната, ещё и запах — резкий, странный.

— Архитектор? — оживился Кампари. — Штучный экземпляр. По одному в восемь лет выпускают.

— Вы не дослушали, насколько экземпляр штучный. Там всё было в картинках — пол, стены, потолок.

— Он разрисовал комнату?

— Ага. Тут моя портниха и припустила домой: говорит, никогда не видела такого ужаса.

Кампари потёр лицо ладонями.

— Позволь уточнить, её напугал характер рисунков или тот факт, что молодой человек осмелился изменить доверенное Агломерацией жилище?

— Про законы ей некогда было думать, а вспоминая картинки, чуть не плевалась. В списке нет никаких «Пау», но есть подходящий по возрасту Паулюс. Четыре дня как удалён из базы.

— Мне попадался какой-то архитектор, — выдохнул Кампари. — Вот он. Паулюс. Пау — видимо, так он себя называл. Не пациент, а рог изобилия. Девиантное поведение, странные суждения, тревожность, подавленность, суицидальные склонности. Помещён в психиатрический отдел Медицинского Совета по настойчивой просьбе начальства.

Кампари поднял глаза на Феликса, оглянулся на Дик.

— Тут не только в квартире дело. Пожалуйся портниха или соседи, всё было бы ясно. Но начальству откуда знать? Есть что-то ещё. Должно быть. Феликс, дуй к строителям, осмотри рабочее место, узнай адрес — вдруг квартира ещё пустует.

— Так ночью по Линиям не бегаем?

— Не до того.

— У тебя цвет в лице появился, когда речь зашла об этом Пау, — заметила Дик.

— Толку-то. Что я могу? Проверять, не вернулся ли номер в базу занятости. Положение вещей устраивает всю Агломерацию, тут господин Мариус прав.

— Твой отряд хочет перемен.

— У них руки чешутся пострелять, но на что им реформы? Они сейчас являются привилегированным сословием и наслаждаются этим. Пора брать с них пример.

— Ты их недооцениваешь. Может быть, даже не знаешь.

— А мальчишка-то правда поехавший, — заявил Феликс с порога.

— Ты понимаешь, что это слово вы регулярно употребляете в отношении меня? — вкрадчиво поинтересовался Кампари. — Изволь объясниться.

— Ну слушайте. Наш пациент в начале лета поступил в Строительный Отдел. Графики необходимости не требуют новых проектов — его посадили изучать старые. Бумагу он расходовал с недопустимой скоростью, но никто не удивился: новичок, старается. Лекцию об экономии и аккуратном обращении с имуществом прочитали, стали вывозить на стройку. Неделю спустя какой-то рабочий поинтересовался: зачем молодой человек краску в бутылки из-под воды переливает? Посмеялись, разошлись. Трындец настал, когда Паулюс на рабочем месте увлёкся чем-то, что чертежом явно не было, и не заметил главу отдела за спиной. Обыскали стол, нашли восемь рисунков, обыскали сумку — нашли малярные кисти со стройки и бутылку с краской. Растрата рабочего времени, ещё и воровство. Вызвали контролёров, те обыскали квартиру, нашли другие бутылки, россыпь ручек, карандашей, и штук двести рисунков. Всё меркло перед стенами с потолком. Портниха моя не соврала про ужасы: голые кости, открытые раны, развороченные с уставы. Группу скелетов в разных позах мне помянули раз десять.

— Пляска смерти. Классика.

— Люди у него одновременно совокуплялись и пожирали друг друга. Рисовал конечности на вертелах в крематории, рисовал истребленных животных: птицы выклёвывали человечьи глаза, кошки пировали у трупа. И совсем запредельное: змея, выползающая из влагалища. Всё это украшено гниющими фруктами с червями или просто цветочками. Каково?

— Ты всё это видел?

— Нет, со слов очевидцев пересказываю.

— Он карандашом рисовал?

— В основном. По его собственным показаниям, Паулюс не научился пользоваться украденной краской: бумагу она разъедает, а малярные кисти слишком крупные. Поэтому и переключился на стены, но там тоже пошло не гладко, вот и ляпал одно поверх другого.

— Итак, двести рисунков карандашом. Те, кто видел эти работы, несколько дней спустя описывают их в деталях. О чем это говорит?

— Они в шоке.

— Нет, Пау чертовски хорошо рисует. Никто не сомневался: это развороченный сустав или бардак на столе? Видимо, давно начал — в старшей школе, если не раньше. Где рисунки? Почему ты их не видел?

— Так половину забрали медики, половину — контролёры.

— Им-то зачем?

— Медикам — диагноз ставить, контролёрам — разбираться. Ну где мальчишка мог такого набраться? Вдруг каким-то чудом побывал за барьером?

Кампари открыл окно и высунулся по пояс, чтобы прекратить подкатившую истерику.

— Квартира, — произнёс он, вернув себя в кабинет. — Ты узнал адрес?

— Узнал, но жильё не должно простаивать: три дня чистили, сегодня поселили ещё кого-то. Командор, вы в порядке?

Кампари прижался спиной к стене, изо всех сил стараясь по ней не сползти. Паршивая ночь, а день — ещё хуже.

— То есть они уничтожили всё.

— Командор, этот Пау, наверное, правда болен. Я согласен, «побывал за барьером» — бред, не с натуры же он рисовал. Человек волен тратить время на самовыражение — это вы нам тоже объяснили. Но картины и статуи в монастырском хранилище — они же красивые. На них приятно смотреть. А кому нужны разлагающиеся трупы и оргии с пожиранием?

Кампари зажмурился и повторил очень мягко: