Книга Иерихон, страница 45 – Басти Родригез-Иньюригарро

— Обход законов — твой конёк, Кампари, — неожиданно вступила Дик. — Фестус прав, я тому доказательство. Он предлагает честно определить твою функцию. Ты же любишь, когда вещи называют своими именами.

— Самое время подвести итоги наших социологических изысканий, — Фестус выглядел неприлично довольным.

— Да, молодец, — Кампари встряхнулся. — А то решаем, что делать с государством, в котором имеем сомнительный вес.

— Без абсолютной власти в этом государстве ничего не изменишь, — ухмыльнулся Фестус. — Другой вопрос, чем соблазнить большинство, чтобы её получить? Даже я в недоумении. Развёрнутые данные здесь, — он постучал по толстой папке на столе.

— Сборник городских сплетен? Читал на досуге, — скривил рот Кампари. — Даже вносил наблюдения.

— Изложу популярно, — Фестус устроился на стуле. — Осенью мы заблуждались, воспринимая все речи буквально. Жалобы в переполненных вагонах казались нам, простите за выражение, «народными стенаниями». Второразрядники обсуждают свои тяготы в утренних и вечерних поездах — это традиция. Они хвастаются, соревнуются: кто устал сильней, у кого больше спина болит, у кого ноги ноют, у кого руки отваливаются. Каждый для себя — идеал трудолюбия, самопожертвования, ответственности. Изо дня в день вкалывать на нелюбимой работе — повод для гордости.

— Утешение, — вставил Кампари. — Ведь выбора нет.

Фестус предостерегающе вскинул руки, опасаясь дискуссии об отсутствии выбора, и быстро продолжил:

— Яркий пример — девушка сообщает, что пользуется проектом «Первый разряд»: «Сначала буквы пальцем выводила, теперь упражняюсь с ложкой: макаю в кофе и пишу на кафеле». На неё набрасывается половина вагона: «Видимо, не слишком тебя гоняют на птицефабрике», «Хорошо, когда вечером силы остаются», «Я вот прихожу и падаю». Девушка пристыжено замолкает.

— Помню эту историю. За девушкой приглядываете?

— Само собой. В нашем положении потенциальными сторонниками не разбрасываются, — скороговоркой ответил Фестус. — Редкий рабочий мечтает быть кодировщиком или метеорологом. Некоторые реально получают удовольствие от общения с грядками, лязга металла или беготни с тележкой. Говорю без пренебрежения: прекрасно, когда призвание нашло человека. У прочих — глубинное предубеждение. Перворазрядников не любят. С точки зрения граждан, занятых физическим трудом, мы — бесполезны.

— По-своему справедливо, — поднял брови Кампари.

— Цитирую: «Напичкают головы чем попало, вот и сходят с ума. Женщины на женщин не похожи, мужчины — не мужчины».

— Часто слышал. В наш огород камень.

— А вот и нет, — воодушевлённо отозвался Фестус, — не только в наш. Граждане не одобряют, что треть контролёров — дамы. Опять цитирую: «Женщина с оружием, что курица в шляпе».

— Знакомый мотив, — безрадостно засмеялась Дик. — Утверждайте после этого, что деление на мужские и женские профессии — добарьерный пережиток.

— Здесь, наверху, мы всерьёз думаем, что деление исчезло, — снова взял слово Фестус. — Но как низам не запутаться, если Медицинский Совет не определился: что есть здоровый инстинкт, а что — девиация? Они не определились даже с тем, должно ли общество подавлять инстинкты или же напротив — следовать им. Работники металлургического завода постоянно задирают мужчин, подавшихся в портные, угодивших в теплицы или в курьерскую службу.

— Теплицы чем провинились? А толкать неподъёмную тележку — исключительно женское дело? — Кампари снова зашагал по кабинету. — Странные понятия. Руки заняты, голова нет, вот и лезет дурь.

Фестус расхохотался.

— Перворазрядник рабочего не разумеет. Мы попадаем в одну когорту с контролёрами. Даже те, кто краем уха слышал о противостоянии, думают, что мы «из одного теста сделаны».

— «Ворон ворону глаз не выклюет», — пробормотал Кампари.

— Именно. Власть окончательно перетекла к контролёрам лет сорок назад, а кто заметил? Короче, Центр и Отдел Контроля — «управление», которое удобно обвинять во всех грехах. «Всех собрать и сдать в Медицинский Совет, тогда будет порядок» — ещё одна цитата.

— Больше порядка? Шеренгами на работу ходить?

— О, порядок — это такое мифическое животное. Граждане старше шестидесяти любят говорить: «Раньше порядок был, а теперь — раздрай». Если пытаешься выведать, что было раньше, некоторые сердятся и не могут сообщить ничего определённого, другие включают воображение: продуктовые списки были длинней, все работали, а теперь молодёжь отлынивает, даже погода была лучше, и вообще, командору нет двадцати пяти — добра не жди. «Вот раньше» — магическая формула, порождённая тем, что пожилые граждане скучают по собственной юности. Вернёмся к сплетням. Все упиваются слухами про перворазрядников. Ударники пищевой промышленности знают, что куриное мясо идёт ещё и в консервы, но по квартирам консервы не развозят. Вывод: контролёры жрут курятину, как прочие граждане — чёрствый хлеб за шашками. Не ради утоления голода, а для удовольствия.

— Дым без огня, — засмеялся Кампари. — Контролёрам действительно полагается больше мяса, чем инженерам и связистам: нужно же поддерживать физическую форму. Рабочим привозят не меньшие порции, а консервы — стратегический запас на случай голода. Но всё равно здорово.

— Ещё у контролёров огромные квартиры, спят они под тремя одеялами, и у каждого по семь комбинезонов — на все дни недели, — на одном дыхании выдал Фестус.

Кампари тяжело вздохнул.

— И этим фантазия ограничивается?

— С нами всё несколько забавней, — утешил Фестус. — То есть мы тоже жрём народные консервы и спим под тремя одеялами в огромных квартирах, но у нас вдобавок есть Дик, чья история расползлась и приняла монструозные формы. Её то и дело превращают в детоубийцу, а когда слышится голос разума, говорят: «Отказ подарить жизнь и есть убийство. Дай таким тварям волю, они научатся прерывать беременность». Есть ровно противоположная версия: у вас, командор, на ней болезненная фиксация, а конфликт с Медицинским Советом случился на другой почве. Короче, вы где-то прячете ребёнка и чуть ли не семью реставрируете.

Объекты сплетен синхронно взорвались хохотом.

— Какой кошмар. Давно об этом судачат? — выдавил Кампари.

— Всю зиму.

Хохот стал ещё громче.

— Так девять месяцев с повестки едва прошли! — у Дик выступили слёзы.

— А вдруг у вас это раньше началось? — резонно заметил Фестус.

Шуршание карандаша по бумаге сменилось мёртвой тишиной.

— У нас тут вообще ежедневный свальный грех, — Фестус сменил тему. — Но всё это меркнет перед пищевыми привычками: кроме курятины мы червяками и пауками подкрепляемся. Ещё то ли ягодами, то ли фруктами, названия которых никто не знает, но для нормальных людей они ядовитые. Экс-командора вы, кстати, ими отравили. Валентину, походу, тоже.

— То, что они оба живы, конечно, мелочи, — улыбнулся Кампари. — Но пауков-то за что?