Книга Рандеву, страница 40 – Эстер Верхуф

— Мне он нравится, — сказал Эрик. — Нравится его подход. Не ныть, а делать дело.

— О каких других качествах ты говоришь? — я повернулась к хозяину дома.

Тео сделал неопределенный жест рукой.

— Да ничего особенного.

— И все-таки?

Бетти снова села рядом со мной. Ответила на мой вопрос она.

— Были серьезные споры.

— Какие?

— Это…

Тео бросил на жену предостерегающий взгляд.

— Ну да, нехорошо о нем так говорить. Он сделал много добра и все еще делает. Но… Вы знаете, что все парни, которые у него работают, имеют судимость?

Я опрокинула вино. Камчатная скатерть цвета слоновой кости пропиталась бордо. Не меньше, чем на четверть, дорогая вещь окрасилась в фиолетовый цвет. Жидкость капала на пол.

— Тьфу ты, черт! — я вскочила. — Простите.

Мне пришлось ухватиться за спинку соседнего стула, чтобы сохранить равновесие. Стул покачнулся, но не упал. Бетти метнулась к кухонному столу за посудным полотенцем.

— Простите, простите, — лепетала я.

— Ничего страшного.

Возможно, мне только почудились нотки раздражения в ее голосе.

Общими силами мы переставили бокалы, подсвечники и вазу с цветами на другой край стола. Хозяйка откинула скатерть и начала проворно вытирать столешницу. Я захотела ей помочь и уже направилась к кухонному столу.

— Нет, ты лучше сиди! — крикнула мне вслед Бетти.

Пришлось вернуться. Нет, мне не показалось, теперь я точно знала, что она рассердилась. Я на самом деле выпила лишнего, и по мне это было очень заметно.

Вошли дети, все четверо. Изабелла посмотрела на отца:

— Что-то случилось?

— Да нет, все в порядке. Просто мама опрокинула бокал с вином.

— Она напилась?

— По-моему, есть немножко, — Эрик улыбнулся.

Бастиан покачал головой.

— Я, когда вырасту, никогда не буду пить вино. От него делают всякие глупости.

— И это неприлично, — сказала Изабелла.

— Oui, berk ^[45], — подтвердил ее новый друг Макс на безупречном французском и состроил гримаску.

Эрик посмотрел на часы.

— Так или иначе, нам пора идти. Уже почти одиннадцать. Детям завтра в школу.

— Не хочу домой! — закричала Изабелла.

Один за другим дети с воплями умчались в гостиную. Наверное, их придется искать. Под столом, за диваном, в туалете. Если Бастиан и Изабелла ставили перед собой такую цель, мне всегда приходилось помучаться, чтобы увести их домой.

Эрик встал.

— Ну, пошли. Ты соберешь наших наследников?

Я нашла Изабеллу и Бастиана в туалете, где они спрятались от меня. Трудно было не найти — хохот стоял на весь дом.

— Сейчас же собирайтесь! — сказала я как можно строже. — Иначе мы здесь в последний раз.

Пустые угрозы.

Домой мы отправились только через час с лишним. Этот вечер поставил передо мной много вопросов. Почему Тео так говорил о Петере? Что Бетти имела в виду, сказав о спорах? Но больше всего вопросов вызывало слово «судимость», резонансом отдававшееся у меня в голове.

Утро. Сквозь маленькое окошко в мою камеру просачивается бледный, холодный свет.

Едва ли я спала сегодня ночью, но паника прошла. У меня было время подумать. Я знала, что сделаю, когда они придут за мной: совсем ничего не скажу. Буду держаться до конца. У меня получится.

Я буду слушать, но не стану реагировать. Ни на что.

Три дня никаких контактов с внешним миром, как сказал полицейский. Сегодня второй день. Останется еще один. Завтра вечером или на следующее утро я могу рассчитывать на встречу с адвокатом. Мне надо поговорить с кем-нибудь, кому можно доверять, кто внимательно меня выслушает, не осудит и разберется, как мне выйти из этой кошмарной ситуации.

Если это еще возможно.

Вздрагиваю от испуга, заслышав в коридоре шаги, которые стихают возле моей двери. В камеру входит вчерашний полицейский.

Он говорит что-то, чего я не могу понять. По его нетерпеливому жесту догадываюсь, что должна идти вместе с ним.

— Петер знает, — сказала я.

Был вечер пятницы, девять часов. На заднем сиденье припаркованной в переулке машины две полные сумки ждали, когда я поеду домой. Здесь, в комнате Мишеля, в окно стучал ноябрьский дождь. Мишель лежал рядом со мной в постели, откинувшись на подушки, и курил самокрутку. Он небрежно обнимал меня за плечи. Мое тело все еще пылало, кожу пощипывало, но будильник на полке был неумолим — тикал и тикал, а нам еще многое предстояло обсудить.

— У меня проблемы… — я сделала паузу.

— Ты с ума сошла.

— Вчера за столом он завел разговор о француженках, которые делают вид, будто они хорошие матери и верные жены, а сами направо и налево изменяют мужьям.

Мишель пожал плечами.

— Ну и что?

— Он… Мне показалось, что он сказал это умышленно. Эрик сидел тут же. Остальные тоже.

— Это ты так думаешь. — Мишель улыбнулся. — Петер не такой.

Я прижалась щекой к его груди.

— А может, и такой.

— Симона, Петер мне как отец. Он никогда меня не осуждал, принимал таким, какой я есть. При том, что я никогда не был пай-мальчиком. На мне клеймо, знаешь ли. И все-таки он оказал мне доверие, как и Брюно, и Пьеру-Антуану, и другим… Нет, Симона, Петер не такой, как ты предполагаешь. Правда. Он же и мне создал бы проблемы. Ты хоть об этом-то подумала?

Послушать Мишеля, так Петер просто святой. А я не была в этом уверена. Даже наоборот.

— Кстати, у тебя тоже есть судимость? — спросила я.

Он глубоко затянулся.

— У меня?

Я кивнула.

— Мне не хотелось бы рассказывать.

— Я хочу знать.

— Тем хуже для тебя. Извини.

Настроение у меня слегка испортилось. Если хорошенько подумать, это я могу все потерять, а не он. Я искоса посмотрела на Мишеля. Он затянулся самокруткой и провожал дым взглядом, будто погрузившись в мысли и обдумывая то, что сказал.

Рассматривая его и следя за малейшим движением, я вслушивалась в себя и не могла поверить в то, что на его совести было что-то серьезное. Для этого он казался мне слишком разумным, слишком спокойным и слишком уравновешенным. Если бы кто-нибудь сказал мне, что Брюно совершил нечто предосудительное, я бы, пожалуй, не удивилась. Я много раз видела Брюно разозлившимся на Пьера-Антуана, который был так же вспыльчив, как и он сам. Это всегда происходило по пустякам, но в такие моменты на лбу Брюно вздувались вены, а его глаза метали молнии. Каждый раз Мишель бросал инструменты, чтобы вмешаться. При этом он начинал их уговаривать, крепко держа за плечи того или другого, пока они не успокаивались.