Книга Рандеву, страница 71 – Эстер Верхуф

Подойдя к озеру, мы замедлили шаг. Мишель сел на траву и усадил меня рядом. Мы молчали, охваченные ночными звуками и темнотой. От близости его тела, запаха я едва владела собой. Мне хотелось раствориться в этом запахе, прильнуть к этому телу. Все забыть. Жить настоящим, как будто завтра никогда не наступит.

Нет.

Мишель повернулся ко мне, продолжая держать за руку.

— Я очень скучал по тебе там, в Басконии. Каждый вечер думал о тебе. А когда мне наконец удалось дозвониться, ты бросила трубку… Я думал, что сойду с ума.

Я не смела смотреть на него. Если бы посмотрела, все пропало бы. Я не смогла бы больше думать ни о чем. Да и сейчас все мои мысли были об одном… Мне хотелось откинуться назад, умоляя дать мне то, что он мог мне дать.

И он бы дал.

Нет, так нельзя! Нужно взять себя в руки.

Мишель рядом, я должна с ним поговорить. Сколько всего невысказанного! Но слов не было. Как будто мне что-то мешало.

Я глядела только на отражение половинки луны в водной глади.

— Посмотри на меня.

Я затрясла головой.

Он взял мое лицо и заставил посмотреть прямо на него. Я почувствовала, что слабею, как будто мой скелет лишился кальция и стал резиновым. Эластичным.

— Уходи от Эрика, — сказал он робко.

Я высвободила голову из его рук.

— Нет, Мишель. Невозможно.

И сама испугалась того, как решительно все это прозвучало.

— Почему?

Я закрыла глаза, пытаясь сдержать наворачивающиеся слезы.

— Потому что я не хочу.

— Нет, хочешь, — его голос стал решительнее. — Я же вижу!

— Я не хочу разрушать семью.

Слабый и невероятно патетический аргумент, но это было так. Возможно, я могла бы оставить Эрика. Но не детей. Никогда.

Его пальцы отпустили мою руку и скользнули к шее. Гладили и сжимали ее.

— Я же чувствую, — прошептал он, легонько целуя мои губы, нос, щеки, лоб. — Ты тоже это знаешь.

Я отвернулась, подобрала ноги и обхватила колени руками. Что я прятала от него? Это было глупо. Мишель знал каждый сантиметр моего тела. Каждую впадинку. Каждое нервное окончание. Все.

— Мне очень жаль, — прошептала я.

Он резко встал.

— Я тебе не верю.

Я беспомощно смотрела на него снизу вверх. Мишель какое-то время возвышался надо мной, потом повернулся и пошел прочь. Я видела, как он поднимает что-то с земли. Камешки на берегу. Он подбирал их горстями и с силой швырял в воду. Это было действие всем телом. Молодым, сильным, отлично сложенным. Камешки щелкали по поверхности воды, и этот звук удалялся от меня.

— Мишель, — позвала я тихо.

Он бросил камешки еще раз. Потом еще. Захватывал их горстью, перебирая пальцами так, что они щелкали друг о друга — казалось, это тикают часы. Потом перекладывал в другую руку, сжимал кулак, сильно размахивался, и, описывая дугу, камешки летели в воду. В лунном свете вздымался фонтан брызг. По воде шли серебристые круги, увеличиваясь, набегая друг на друга.

Мишель вернулся. Он обхватил голову руками, потер лицо и пробормотал что-то, чего я не расслышала.

— Мишель, — снова прошептала я.

И в эту минуту я поняла, что испытывала к нему нечто большее, чем просто плотское влечение. Я, без сомнения, окончательно и бесповоротно влюбилась в этого человека.

И он в меня.

Мы молчали.

Мы не сказали друг другу ни слова, но они были не нужны.

Мы оба знали, что за этим стояло.

Мишель снова сел рядом. Наклонился ко мне. Провел пальцами по моим ногам. Я затрепетала.

— Не надо, — я убрала его руку. — Я хочу… поговорить. Хочу больше знать о тебе.

— Зачем?

— Затем, что я хочу… Хочу знать, что ты за человек. Я ведь тебя не знаю. Совсем не знаю.

— И что же мне со всем этим делать? То ты видеть меня не хочешь, то желаешь узнать получше. Что тебе нужно на самом деле?

Я покачала головой.

— Не знаю. Я…

Что мне было нужно?

— Я есть я, — через секунду сказал Мишель. — Больше, мне рассказать тебе нечего.

Теперь на воду смотрел он.

— Человеку всегда есть что рассказать. Где он родился. Где учился. Есть ли у него родители. Что-то вроде этого.

Мишель искоса посмотрел на меня. Когда он заговорил, в его голосе слышалось раздражение.

— Конечно, у меня есть родители.

— Ты с ними видишься?

— Нет.

— А кто они?

Он потер лицо.

— Я не хочу об этом говорить.

— И все-таки давай поговорим.

Мишель лег на спину и положил руки под голову. Повисло долгое молчание. Я видела, как поднимается и опускается его грудь.

— Моя мать была спортсменкой, занималась плаванием. Отец — ученый, маркетолог или что-то вроде этого. Точно не знаю. Он работал в Силиконовой долине.

— В Америке?

— Да.

— Твоя мать американка?

Он отрицательно покачал головой.

— Нет, француженка, родилась в Бордо.

— А отец?

Он приподнял плечо.

— Американец, канадец, мексиканец, француз, не знаю. Знаю только, что он работал в Америке. Я даже имени его не знаю. И это мало меня волнует.

— Как они познакомились?

— Мать поехала в Америку, чтобы выступать за одну из тамошних команд. Ее спонсировала фирма, в которой работал тот парень.

Мне приходилось делать усилия, чтобы понять, что говорил Мишель. Его речь была невнятной и очень тихой.

— То есть своего отца ты не знаешь? — уточнила я.

Он ответил, но совсем неразборчиво.

— Повтори, пожалуйста. Я не поняла, что ты сказал.

— Соблазнитель, сердцеед… Так говорила мать. А еще она говорила, что я на него похож. Наверное, поэтому она меня так ненавидела… Она забеременела, а этот парень был женат и слышать ничего не захотел.

— Где ты родился?

— В Бордо. Матери сделали кесарево сечение, а еще до этого у нее начались проблемы с ногами. Дело кончилось инвалидной коляской.

Он резко поднял голову.

— Послушай, я на самом деле не желаю об этом говорить. Ладно?

— Но мне хочется знать.

Мне действительно этого хотелось. Впервые он рассказывал что-то конкретное. Что-то о себе. Сам. А не какие-то другие люди — о нем.