Книга Хищная, страница 110 – Инна Инфинити

— Обещаю, — с улыбкой отвечает ему Максим.

После Токарева нас поздравляют другие гости, каждый из них что-то говорит. Последним подходит Егор. Он все-таки пришёл...

Секундная встреча взглядов словно ножом по сердцу. Снова чувствую себя сволочью. Снова чувствую себя дрянью.

— Ты же знаешь, что твоё счастье всегда было для меня на первом месте, — тихо говорит мне на ухо, когда обнимает. — Если ты счастлива, то и я счастлив. Поздравляю, Кристина.

— Прости... — Только и могу вымолвить я.

— Тебе не за что извиняться. Просто пообещай мне, что будешь счастлива.

— Обещаю.

— Вот и отлично.

Он мягко целует меня в щеку и отходит к Максиму. Я замечаю, что мой муж тоже слегка напрягся.

— Чувак, ты красавчик! Поздравляю! — Весело говорит ему Егор и, приобнимая, хлопает по плечу.

— Спасибо, Егор, — с улыбкой отвечает ему Максим и тоже обнимает.

И я вижу, как спина Максима расслабляется. Да, они лучшие друзья. И это просто очень злая шутка судьбы, что они оба полюбили меня. Надеюсь, когда-нибудь Егор все-таки встретит девушку, с которой будет счастлив.

Это определённо лучший день в моей жизни. Максим не выпускает мою руку из своей и то и дело склоняется над ухом, чтобы сказать очередное признание и назвать меня Кристиной Самойловой.

— Могла ли ты в 17 лет подумать, что выйдешь замуж за ненавистного сводного братца, которому просовывала под дверь «Правила проживания с Кристиной Морозовой»? — Со смехом спрашивает меня Максим, когда мы танцуем наш танец жениха и невесты. Естественно, под песню Мадонны «Masterpiece».

— А мог ли ты в 17 лет подумать, что женишься на этой надменной козе, которая даже не поздоровалась с тобой, когда ты вошёл в дом? — Я не могу удержаться от капельки яда.

— Хм, а это идея для новой татуировки, — Максим ехидно улыбнулся. — «Надменная коза». Как думаешь, в каком месте набить?

— На лбу!

Максим громко смеется и крепко целует меня в губы. Я, естественно, его в ответ не целую. Тоже мне остроумный нашёлся!

Но разве я могу долго обижаться на моего героя? Конечно, нет. И вот уже через пять минут под очередное «Горько!» я с радостью целую Максима. Своего мужа.

Когда я танцую с папой, он снова не может удержаться от томных вздохов.

— Доча, у меня в жизни были два самых счастливых дня: когда ты родилась и сегодня. Я так рад, что все-таки вы с Максимом вместе. Я не должен был заставлять тебя ехать в Гарвард, я так об этом пожалел потом.

— Папа, все хорошо, — спешу его успокоить. — Мы с Максимом все-таки вместе, и это самое главное. А я получила лучшее бизнес-образование в мире, которое с успехом смогла применить в нашей компании. И когда уже, кстати, я займу твоё место? — Я выгибаю бровь. Папа столько раз спешил назвать меня своей преемницей, а с тех пор, как я вернулась, даже не заикается об этом. Не то чтобы я жажду потеснить отца, просто интересно.

Папа хитро прищурился.

— Доча, вот ты ждёшь, что я пойду на пенсию, а я на пенсию-то не собираюсь. — Делает драматичную паузу. — До тех пор, пока моим родным внукам не будет хотя бы лет по пять. Да-да, доча. Ты мне внуков, а я тебе своё кресло. И никак иначе.

Я не могу удержаться от смеха.

— Узнаю тебя, Игорь Морозов.

— А то! Есть еще порох в моих пороховницах!

После свадьбы мы с Максимом отправляемся в отель, где проводим нашу брачную ночь. И это снова лучшая ночь в моей жизни.

А на следующий день мы улетаем в наше свадебное путешествие в Америку. Это была идея Максима отправиться туда.

— Я хочу узнать, как ты жила восемь лет без меня, — сказал он в домике на Волге в ночь, когда сделал мне предложение.

Я согласилась, а на душе заскребли кошки. Я хочу и боюсь одновременно встретиться с Бостоном, войти в свою квартиру, посмотреть на Гарвард и подняться на Empire State Building в Нью-Йорке. Америка — это страна, которую я безумно сильно полюбила. Но так же это страна, в которой я была несчастна, потому что восемь лет думала, что Максим меня предал.

Я так ни разу и не съездила в США с тех пор, как вернулась в Россию. И вот сейчас, когда мы выходим из аэропорта имени Джона Кеннеди в Нью-Йорке, я чувствую, как сердце заходится ходуном, а в горле уже образовался ком. Мы решили взять такси до Бостона, а не ехать четыре часа на поезде. И так слишком тяжёлый перелёт был, к тому же еще джетлаг.

Когда мы подходим к двери моей квартиры, я слышу, как связка ключей звенит от дрожи в моих руках.

— Кристина, все хорошо, — Максим замечает мое смятение. — Не переживай так.

Я ему не отвечаю. Прячу слезы и спешу открыть дверь.

Мы проходим в квартиру, а меня волной накрывают воспоминания. Как я тут страдала без Максима и как была счастлива последний год с Майклом. Интересно, как он? Единственный мужчина, которому удалось подлечить мои раны.

Но только подлечить. Не вылечить.

Я закрываю дверь, а Максим с любопытством разглядывается кухню-гостиную.

— Очень мило и уютно. Ты все восемь лет тут жила?

— Постоянно только первый год и последний, а также на всех каникулах. В остальное время я жила в студенческом кампусе. Но во время каникул в общежитии жить нельзя, поэтому перебиралась сюда.

Максим скользит глазами по гостиной и я вижу, как его взгляд фиксируется на наших с Майклом фотографиях. Они так и остались тут стоять в рамках... А я совсем про них забыла...

— Кто это? — Спрашивает он и подходит к снимкам. Берет в руки один, где мы с Майклом на пляже в Майами, и внимательно смотрит.

А я уже предчувствую новый скандал и свои слезы...

— Я сейчас уберу их. Извини, они так и остались тут стоять после нашего расставания.

— Это тот самый Майкл? — Его голос кажется абсолютно спокойным и безмятежным.

— Да.

Максим кладёт на место фотографию из Майами и берет другие: в день нашего знакомства и на Ниагарском водопаде с Ильей.

— Илья его знал?

— Конечно.

— Я рад, что он присматривал за тобой тут. Илья хороший друг.

Максим поворачивается ко мне и улыбается. А я все еще жду подвоха.

Где ревность? Где яд? Где скандал?

— А почему вы с Майклом расстались?

Этот вопрос совсем неожиданный.

— Потому что папа сказал мне, что ты женишься, и я поняла, что до сих пор люблю тебя. Хотя до этого мне казалось, что я смогла тебя забыть. Но стоило отцу один раз произнести твоё имя, как все чувства к тебе, которые мне удалось похоронить глубоко внутри себя, тут же вырвались наружу.