Книга Русское, страница 111 – Эдвард Резерфорд

«Если уловка возымеет действие, – подумал Даниил, – на мое положение в монастыре отныне никто не сможет посягнуть».

Прежде чем отослать прошение в столицу, игумен, явно испытывая некие сомнения, показал ее Стефану; тот прочитал, улыбнулся и не сказал ни слова.

Утром 22 марта 1568 года в Успенском соборе Москвы произошло ужасное событие.

Митрополит Филипп, совершая таинство причастия, внезапно обернулся и на глазах у бояр и опричников прилюдно обвинил царя в убийстве невинных.

Иван в ярости ударил окованным железом посохом оземь, но митрополит был непреклонен.

– Они мученики, – объявил он.

Сказать так было равносильно подвигу и требовало огромного нравственного мужества. Бояре затрепетали.

– Подожди же, – ответствовал Иван, – вскоре ты меня узнаешь.

Не прошло и нескольких дней, как митрополит укрылся в одном из монастырей, а Иван начал одного за другим казнить приближенных смелого церковного иерарха.

Судьба сыграла с Даниилом злую шутку, ведь по стечению обстоятельств посыльный привез царю из монастыря в Русском просьбу о земле как раз на следующий день после этого события.

Царь незамедлительно отправил ответ столь устрашающий, что, увидев послание, ни Даниил, ни обомлевший от ужаса игумен не знали, что и делать.

Настал Юрьев день.

Михаил-крестьянин, его жена, сын Карп, Миша-медведь и еще двое детей собрались уходить от барина.

Всю работу в этом году они закончили. Хлеб давно был убран. Впрочем, даже и с этим крестьяне справились быстро, ведь, словно карая страну за ужасные злодеяния ее правителя, Бог послал земле Русской в этом году скудный урожай.

Над буровато-серой стерней дул холодный ветер, поземка снежной пылью пятнала влажную, замерзающую землю. Крепкие деревянные избы в Грязном пахли сыростью; голые деревья и голые поля, лишившиеся последних покровов, ждали снега, который укутает их перед наступлением морозов. Юрьев день предвещал печальную зиму.

Михаил и его семья собрались уходить. Крестьянин сжимал в руке «пожилое», по́дать на уход, которую намеревался передать барину. В отличие от многих других крестьян в этой местности, он не имел долгов, ибо, не поднимая особого шума, расплатился с ними еще в прошлом месяце. У него была хорошая лошадка и деньги на дорогу. Он был свободным. Сегодня он мог уйти.

План его был честолюбив, но весьма несложен. Они с семьей напрямик, по лесам, отправятся в Муром. Там они пробудут, пожалуй, до весны и оттуда по Оке доплывут до Нижнего Новгорода. А там наймут лодку и двинутся по Волге-матушке на восток, на новые земли, где поселенцы все свободные.

Им будет нелегко. Михаил не был уверен в том, что их денег достанет до конца пути, но как-нибудь они выкрутятся. Да и Миша-медведь, поди, поможет им заработать копейку-другую.

Однако, хотя семья собрала все пожитки и готова была двинуться в путь, они не уходили. Вот уже неделю сидели они в избе и ждали. Каждый день или Михаил, или Карп ходили в Русское и каждый день возвращались ни с чем.

Сегодня выпал черед идти Карпу. Домой он возвратился как в воду опущенный.

– Ну что?

Карп покачал головой:

– Пустое. Как сквозь землю провалился.

Внезапно он в ярости пнул дверь, но Михаил, хотя и подпрыгнул от неожиданности, не стал его упрекать.

– Мошенники чертовы! – вырвалось у юнца.

– Может быть, завтра? – предположила мать – впрочем, довольно неуверенно.

– Может быть, – промолвил Михаил.

Однако он понимал, что это все безнадежно. Его обманули.

Правила, согласно которым крестьянин мог уйти из имения Бориса, были довольно просты. Крестьянин должен был расплатиться с долгами и в срок за неделю до Юрьева дня или неделю после сообщить своему барину, что хочет уйти и заплатить ему подать. Этим все и исчерпывалось.

Но существовали и уловки, к которым мог прибегнуть хозяин. Барин или его управляющий должны были лично выслушать просьбу крестьянина, желающего уйти, и лично принять от него «пожилое».

За несколько дней до назначенного времени Борис и его жена внезапно уехали в Москву, а дом в Русском заперли. Михаил тотчас же отправился в Русское к управляющему и вернулся бледный от ужаса.

Старик с женой тоже таинственным образом исчезли.

Никогда прежде не уезжали они из городка; они никого не предупредили о своем отъезде и не сообщили, куда направляются. Их дом опустел.

Даже тогда он почти не в силах был в это поверить. Конечно, он слыхал истории о таких мошенничествах, но как же возможно такое коварство здесь, в Русском, под стенами монастыря?

Еще как возможно! Дни шли за днями, а управляющий все не объявлялся.

– Но они точно никуда не уехали, – в бешенстве воскликнул Карп. – Управляющий прячется, отсиживается где-то поблизости. А стоит нам уйти, не заплатив «пожилого», как он появится точно из-под земли с десятком стражников. Вот увидишь, так все и будет. Он ждет, чтобы кинуться в погоню и связать нас, как беглых. А потом они с хозяином, чтоб его, с нас и вовсе шкуру сдерут. Вот бьюсь об заклад, они сейчас за нами следят.

Он был совершенно прав. Единственное, о чем не догадывались ни Михаил, ни Карп: хитрость эту придумал их родич, монах Даниил.

Даниилу дело представлялось простым.

Получив устрашающее царское послание, он осознал, что монастырю – и в особенности ему лично – могут потребоваться друзья, любые, только бы нашлись. Естественно, что выбор его тотчас же пал на царева опричника Бориса.

Хитрый монах быстро выведал, что Михаил тайком расплачивается с долгами. Тем же утром он лично навестил Бориса и деликатно сообщил, что его лучший крестьянин намерен от него уйти. Кроме того, Даниил напомнил Борису, как избежать этой неприятности.

Борис, как полагается, высказал благодарность.

– Всегда готов служить твоей милости, – заверил Даниил. Борис не поверил ему ни на грош, но тем не менее заключил, что этот заросший бородой монах может быть и полезен.

– Хорошо, – заметил он. – Давай мне знать обо всем, что важно.

Так прошел Юрьев день. И следующий день за ним. И еще один.

На седьмой день, проснувшись вскоре после рассвета, Михаил был потрясен, но в душе не удивлен, обнаружив, что Карп исчез вместе с лошадью, а на столе лежит маленькая кучка денег.

Спустя три дня крестьянин из деревеньки на реке верстах в восьми от Грязного появился у него на пороге.

– Вчера утром через нашу деревню проехал Карп. Его уже и след простыл. Сказал, что оставил вам деньги за лошадь, и просит прощения, что не мог оставить больше.

Михаил кивнул.

– А не сказал, куда путь держит?