Книга Лунная нить, страница 22 – Изабель Ибаньез

Одно из сверкающих крылышек начинает подрагивать под моим пальцем. Разинув рот от удивления, я подношу гобелен к глазам. Крылышко снова трепещет – и замирает. Я крепче сжимаю лунную нить.

¿Qué diablos? ^[32] Мне показалось, или изображение только что двигалось? Наверное, я устала… или… я правда видела… Наклоняюсь поближе.

– Давай еще раз, – шепчу я.

Но крыло не двигается. Я внимательно присматриваюсь к гобелену. Может, Луна пытается что-то мне сказать? Надо больше пчел? Или дополнить послание? Или «Химена, иди спать, уже почти утро»?

Я встаю и потягиваюсь до хруста в спине. Наверное, все же привиделось. Быстро собираю с пола лунную пыль. О Небеса. Что будет, если страж – или, еще хуже, Руми – найдет ее? Я рада, что у меня снова появилось немного пыли, но за неимением метлы приходится собирать ее руками. Это долго, и под конец у меня начинают болеть колени. Одним махом поглощаю остывший ужин – все равно вкусно, черт возьми! – и падаю на кровать. Глаза слипаются, но навязчивая мысль мешает мне заснуть.

Как отправить гобелен за пределы замка?

* * *

Лаксанская горничная настойчиво пытается впихнуть мне в руки длиннющее платье. Мне хочется отмахнуться от нее, как от комара, но она не унимается. Я бросаю на нее гневный взгляд и приглядываюсь к рюшам и черному кружеву, окаймляющему воротник.

Аток требует моего присутствия на всех королевских приемах. Не только сегодня, а каждый день в обозримой перспективе. Я должна надевать то, что он выберет, и заплетать волосы на лаксанский манер, в две длинных косы вдоль спины. А еще красить губы в цвет кайенского перца.

Горничной безразличны мои протесты. Улучив момент, когда я почти перестала сопротивляться, она начинает заплетать мои волосы. Закончив, она указывает на мой гобелен, висящий на спинке стула, и вопросительно смотрит на меня.

Я киваю.

– Да, это мое. Я сама выткала.

Судя по ее ошарашенному взгляду, она удивлена и, возможно, даже немного заинтересована. Она смотрит на меня, склонив голову, и едва заметно улыбается. Затем горничная дает мне маленькую баночку с цветным воском для губ. Я позволяю ей докрасить меня, и наконец (наконец!) в ее глазах появляется нечто, отдаленно напоминающее одобрение. Я имею в виду, она хотя бы не хмурится.

Осталось завязать на спине большой черный бант. Сегодня мне принесли платье темно-желтого, медового оттенка. Таким же цветом я выткала пчел на гобелене. И как я могла подумать, что они двигаются? Кажется, у меня давно не было нормального, благословленного Луной ночного сна.

Открывается дверь – кажется, в этом замке не слышали про стук, – и в комнату входит Руми. Горничная приветствует его коротким кивком и выходит. Увидев меня, Руми останавливается как вкопанный. В первое мгновение он выглядит пораженным, но его лицо тут же приобретает обычное выражение: черные брови сдвигаются, и между ними пролегает глубокая складка; губы вытягиваются в тонкую ниточку.

– Откуда у тебя это платье? – спрашивает он с плохо скрываемым раздражением.

Надо же. Я не успела сказать и слова, а уже что-то сделала не так. Можно подумать, я могу выбирать, что надеть.

– Я не собираюсь переодеваться, – сквозь зубы отвечаю я.

– ¿Qué? ^[33] – огрызается он, хватаясь за ручку двери. – Я разве говорил, что ты должна?

– Тут все без лишних слов понятно.

– Это платье… – Руми обрывается на полуслове и закусывает губу.

– Что с ним не так?

В ответ он лишь трясет головой.

– ¿Qué te pasa? ^[34] – раздраженно спрашиваю я.

– Мы опаздываем. Забудь. Можешь говорить и идти одновременно? Король Аток, Повелитель Великого озера, плоскогорья Эль Альтиплано и всех земель между ними…

Уровень подобострастия в его голосе зашкаливает, и я взрываюсь от смеха.

– … желает тебя видеть.

Я подбираю юбку – платье длиннее, чем нужно, почти на целых пять футов – и иду мимо Руми. Но тут он внезапно протягивает руку и хватает меня за плечо.

– Что? Это? Такое? – спрашивает Руми.

Он смотрит прямо на мой гобелен. Мне с трудом удается сохранить равнодушное выражение лица. Никак не отреагировать, не напрячься, не дернуться от неожиданности. Но внутри с каждой секундой нарастает тревога.

– Ты видела ее? – напирает Руми, буравя меня взглядом.

Я непонимающе моргаю.

– Кого?

Он наклоняется вперед, не отрывая глаз.

– Значит, не видела?

– Я понятия не имею, о ком ты, лаксанец.

Руми отпускает меня и подходит к стулу. Я задерживаю дыхание и пытаюсь не заорать, когда он берет в руки гобелен и начинает внимательно его изучать.

– Это ты сделала.

Судя по его тону, он сомневается, что я способна создать что-то настолько красивое.

– Да, – отвечаю я, переминаясь с ноги на ногу и нервно потирая руки.

А вдруг он прочитает послание? Это невозможно, я знаю, но от того, как сосредоточенно он рассматривает гобелен, все равно не по себе. Луна открывается только иллюстрийцам. Лаксанец не поймет послание. Он увидит лишь мерцающий серебристый свет. Капельку волшебства. Лишь часть рисунка.

– Мы, кажется, опаздывали?

Он невразумительно хмыкает и продолжает изучать ткань.

– Я обычно говорю это, чтобы побыстрее от тебя отделаться. Ты использовала здесь разные техники, но они на удивление хорошо сочетаются.

Не знаю, что прокомментировать сначала – первую гадость или вторую.

– Я же говорила, что люблю ткать. Поэтому попросила ткацкий станок.

– Ну извини, я не привык доверять словам иллюстрийцев, – отвечает он, наконец отвлекаясь от гобелена.

Кажется, он под впечатлением. Неожиданно.

– Я еще никогда не видел такую нить. Она сверкает. В корзине, которую я прислал, такого точно не было.

– Не было, – соглашаюсь я.

– Откуда ты ее взяла?

Меня раздражает, что он с таким вниманием рассматривает лунную нить. Не хочу делиться с ним своей магией. Она моя. Она приносит мне радость и умиротворение. Скрывает правду от посторонних глаз. Руми, как обычно, хмурится, ожидая моего ответа. Но я не собираюсь ничего говорить.

В комнату заглядывает Хуан Карлос.

– Эй, вы идете или нет? Его Величество терпеть не может, когда кто-то приходит после него.