Книга Пять Грязных Искусств, страница 83 – Анна Кондакова

Мой расчёт был построен на голой догадке.

Да, нехорошо осквернять чьё-то мёртвое тело, но именно сейчас от морали я был далек как никогда. И, кажется, в своей догадке оказался прав.

Харпаг, учуяв запах разложения, переключился на мертвеца. Не в состоянии бороться с желанием, он склонился над телом и, прежде чем приняться за трапезу, сначала прошёлся по мертвецу языком, раскрыв пасть и выставив зубы.

Это мне и было нужно.

Я отполз на полметра и дотянулся до бронзовой подставки, что валялась рядом с раскрытым гробом. Под раскалённой ладонью металл начал мгновенную мутацию, и пока харпаг занимался своей новой едой, я выплавлял оружие. Мне бы подошло что-то тяжёлое и большое… что-то, похожее на секиру…

Именно она и появилась в моей руке.

Двуручный боевой топор, громоздкий и острый. Опираясь на него, я кое-как поднялся, пошатнулся, еле удержавшись на одной здоровой ноге. Теперь главное, чтобы сил хватило и на остальное.

Подтащив секиру ближе в харпагу, я обхватил длинную рукоять двумя руками, чуть согнул правую ногу в колене, а левую вытянул вбок, собрал всю свою волю… и с выкриком чудовищного напряжения поднял секиру над головой.

Нет, я не собирался отсекать харпагу голову, для этого у меня не хватило бы сил.

Лезвие-полумесяц вонзилось точно в основание языка, у самого рта твари, заодно отхватив и часть его зубов. Харпаг раззявил пасть и взревел, окропив округу брызгами жёлтой слюны.

Я сощурился, мутировал топор ещё раз, превращая его в копьё, и отправил его харпагу точно в разверзшуюся от рёва глотку. Копьё мутировало снова и ощетинилось внутри пасти острыми пиками-баграми.

После этого я упал на спину, перекатился и завалился за край сцены.

И сделал это очень вовремя.

От боли и ярости харпаг принялся разносить деревянную сцену в щепки, ломал и вырывал доски, отшвыривал в стороны, визжал. Потом полез когтистыми лапами себе в пасть в попытке выдернуть багры, но сделал себе только больнее и опять принялся за погром сцены.

Я пополз к Сильвер. Она лежала совсем рядом, в углу, и тоже рисковала попасть харпагу под горячую руку. Пока озверевшая тварь тут всё не разрушила и не перетоптала, нужно было уносить ноги.

Сначала мне показалось, что директор просто лежит без сознания… ну конечно… поэтому она такая бледная…

Я склонился над Сильвер.

— Док?..

Ответа не последовало. Я прижал дрожащие пальцы к её шее, проверяя пульс… прижал сильнее… ещё сильнее… задержал дыхание…

Пульса не было.

Не было.

Я приник ухом к её груди, замер, весь превращаясь в слух.

Ничего. Могильная, тотальная тишина.

Сильвер умерла.

***

Харпаг неистово визжал где-то сбоку, совсем рядом, но я слышал в себе лишь гробовое безмолвие и пустоту.

— Что же вы, док?.. — выдохнул я Сильвер в лицо, будто она мне ответит.

Монстр продолжал орудовать лапами, и нужно было срочно решать, что делать дальше.

— Вместе пришли, вместе выйдем, — снова обратился я к бездыханной Сильвер.

Одной рукой взял её под лопатки, второй под колени, оперся на обе ноги, зажмурившись от боли, и поднял Сильвер над полом. Её мёртвое тело было тяжёлым, очень тяжёлым, но я должен был вынести его отсюда.

Я сделал шаг вперёд, наступив на покалеченную левую ногу, и не сдержал стона, опять зажмурился, сделал ещё шаг, потом ещё один и ещё…

Харпаг верещал уже где-то позади, рвал занавес сцены, скрежетал мебелью, а я всё шёл и шёл, не сбавляя скорости, но и не набирая её. Быстрее я не мог, но и замедлиться себе не позволял, будто превратился в механического человека с точно заданной скоростью движения и размером шагов.

Под моими подошвами хрустели щепки, обломки штукатурки и куски фресок. И пока я шёл посреди этого погрома, успел бегло оглядеть зал.

У правой стены лежал окровавленный Бартоло Соло, его мёртвый патриций покоился дальше, отброшенный харпагом с дороги, ещё дальше я увидел дядю Ли Сильвер Ю-Вэя, старик лежал на животе, раскинув руки, и в одной из них была зажата трость.

Тут же, на спине, распластался инспектор Жан-Жермес, в луже крови и жёлтой пены. Тэн Зивард так и остался распятым на стене, он умер, истекши кровью и окрасив под собой деревянное панно.

А вот чёрного волхва Херефорда в зале не оказалось, как и Сильвии…

Я среагировал на это равнодушно, сейчас у меня имелась совсем другая задача, и мщение в неё не входило. Если я выживу, то отыщу своих врагов всё равно, переверну весь Бриттон, если понадобится.

Но не сейчас.

Я миновал проломленный дверной проём, прошёл коридор и по широкой лестнице начал спускаться вниз, в холл. Вокруг царила тишина. Ни голосов, ни звуков, будто всё вокруг вымерло.

В холле я наткнулся на растерзанное тело юноши-камердинера. Его бордовая ливрея была разодрана в клочья, гранитные плиты пола пестрели разводами, сгустками и пятнами крови.

Я проследовал дальше, распахнул ногой двустворчатую дверь и медленно спустился с крыльца на отсыпанную белым гравием дорожку, ведущую через аллею с кипарисами и фонтанами. Идти надо было далеко, и я шёл… шёл, как заведённый.

Утреннее солнце светило ярко, как и прежде, на небе не было ни облачка.

Прекрасный день…

Только с каждой секундой мёртвая Сильвер становилась всё более тяжёлой.

Я приостановился, чуть поменял положение рук, удобнее перехватывая тело, и пошёл дальше. Ни гвардейцев, ни полицейских, ни военных агентов на территории резиденции Орриванов я не увидел, только брошенные впопыхах временные заграждения, где раньше располагались кордоны.

Минут через пятнадцать я миновал аллею и вышел к въездным воротам. Те стояли распахнутыми.

Улицы города встретили меня мёртвой пустотой. Брошенные автокэбы, разбитые окна первых этажей, раскуроченная уличная мебель и трупы… изуродованные, частично обглоданные… мужчины, женщины, дети… те, кто не успел спрятаться, потому что не ждал нападения.

Я слышал, как кто-то стонет по закоулкам, слышал хруст и чавканье, слышал плачь, визг, рычанье, треск и скрежет, видел дым и огонь, охвативший несколько зданий, видел заляпанные кровью стены, столбы и тротуары… и продолжал идти.

Пройдя ещё метров сто, я остановился.

Оглядел посеревшее лицо Сильвер, её бескровные губы, растрёпанные чёрные волосы, безжизненные лисьи глаза, потом оглядел такие же безжизненные дома вокруг и сказал негромко.

— Асура вайу.

Пространство раздробилось, расслоилось, размножилось, вбирая в себя все цвета красного, от бледно-розового до бордового, почти чёрного. С каждой секундой мой щитовой эрг обрастал всё новыми слоями, рос и ширился, охватывая улицу.