Онлайн книга «Долина»
|
Ирен говорила с горечью и злобой. И Сервас поневоле подумал о Гюставе и обо всех детях, которых лечила Леа в детском центре больницы Пюрпан. – Теперь Жужка уже не может ходить, не может самостоятельно есть, – продолжала Ирен. – Она передвигается в кресле на колесиках, почти не разговаривает, слабеет и худеет на глазах. С ней постоянно находится сиделка… Думаю, теперь ты легко поймешь, до какой степени мне некстати оказаться сейчас запертой в этой долине. Он вдруг вспомнил одну дурацкую фразу, которую выудил из интернета: «Смерть – это болезнь, полученная при рождении». И подростка, пойманного на карманной краже, которого он допрашивал. На мальчишке была футболка с надписью: «Если жизнь такая сука, буду сукой похуже ее». – Ну почему, почему все так устроено? Почему жизни обязательно надо украсть то, что у нас есть? Почему после великой радости всегда приходят великое горе и великая мука? – Не знаю. Но был бы счастлив, если бы смог тебе ответить. У него сжалось горло, и слова выговаривались с трудом. В глазах у Ирен блеснули слезы. – Прости, – сказала она. – Сама не знаю, что на меня нашло. – А как долго будут чинить дорогу? В голосе Леа сквозило напряжение. – Трудно сказать… несколько дней… может, и больше. – А где же ты будешь ночевать? Он окинул взглядом свою келью. – В аббатстве. Тебе нечего бояться: на километры вокруг нет ни одной юбки. – Не смешно, Мартен. – Ну, извини… Молчание в трубке слишком затянулось. – Ты думаешь… ты думаешь, она жива? Он сглотнул. – Не знаю. Но очень этого хочу. – Кошмар какой… – выдохнула она. – … – Мартен? – Да? – Я хочу, чтобы ты знал: я всем сердцем с тобой, и я действительно надеюсь, что ты ее найдешь и что с ней ничего не случилось. Я понимаю, насколько это важно для тебя… И мне страшно от одной мысли о том, что тебе приходится выносить. Он вспомнил, как увидел Леа в первый раз в детском центре больницы. Его тогда поразила ее необыкновенная способность понимать и сочувствовать. У Леа был талант действительно ставить себя на место другого. – Спасибо, – сказал он. – Но я должен отсоединиться: пришли новости о Гюставе. – Да, конечно. Люблю тебя. – И я тебя люблю. – Я понял, что произошло, – сказал Эперандье, когда Мартен ответил на вызов. – Ты застрял в этой чертовой долине… – Как там Гюстав? – Не волнуйся, приятель, твой сын в полном порядке: он спит. – А он… не спрашивал, как у меня дела? Молчание. – Знаешь, – секунду спустя ответил Венсан, – ведь он у нас пробыл всего две ночи, да и наши дети и Шарлен с ним все время играют. Он еще не успел ощутить, что тебя нет рядом, Мартен. Но время придет, и через несколько дней ему начнет тебя недоставать. «Пляска смерти», – подумал он. В боковом нефе клироса располагался триптих со створками два на восемь метров. На нем была изображена Смерть в виде множества скелетов с косами. На скелетах болтались какие-то грязные лохмотья. Каждый из них танцевал вокруг одного из персонажей триптиха, мучая его и что-то шепча ему на ухо. Тут были представлены все классы общества: король, епископ, рыцарь, бедняк и богач, юноша и старик, шут… И все умоляли Смерть не трогать их. Но Смерти до них не было никакого дела: она всех увлекла в хоровод, в котором все равны, чего никогда не бывает в мире живых. Для нее не существовало ни пола, ни возраста, ни ранга. – Эта живопись датируется пятнадцатым веком, – сказал голос за спиной. – Тогда такие сюжеты были очень популярны. Сервас кивнул главе аббатства, не отрывая взгляда от картины. Аббатство уже погрузилось в темноту, только несколько свечек еще горели, распространяя вокруг запах воска. Вверху своды центрального нефа терялись во мраке, поднимаясь к неясным очертаниям каменных колонн, туда, где в головокружительной высоте, вдали от людей и близко к Богу, они надеялись ощутить Его присутствие. Удавалось им или нет? Эта темнота и тишина заставляли каждого вглядеться в себя и в свое одиночество. И осознавать, что все мы – не более чем атомы, короткие всплески энергии, которые быстро погаснут в вечном безмолвии. Вернувшись в аббатство, Сервас понял, что спать совсем не хочет, и, поговорив с Леа и Венсаном, решил осмотреть аббатство: ведь пока у него не было ни минуты, чтобы полюбоваться его внутренним убранством. – Эти «пляски смерти», – продолжал аббат, – были задуманы как предупреждение власть имущим и как источник надежды для бедняков. И еще как призыв вести жизнь ответственную и благочестивую. Есть еще «Vado mori», «Иду к смерти», стихотворения на латыни, в которых люди той эпохи сетуют на то, что должны вскоре умереть. Когда я сегодня вижу на телеэкране стареющих знаменитостей, у которых и во взглядах, и в речах сквозит страх скорой смерти, я всегда думаю о «Vado mori». Значит, у отца Адриэля тоже есть телевизор. – А что вы скажете насчет чашечки травяного отвара от нашего аптекаря? Пойдемте со мной, у меня в кабинете есть все необходимое. Сервас двинулся вслед за ним. Они вышли из церкви, прошли по одной из галерей внутреннего двора и поднялись по лестнице на вторую галерею, которая нависала над двором и смотрела на высокую восьмиугольную башню, освещенную луной. На дубовом столе уже дымились две фарфоровые чашки. По-видимому, аббат не предполагал, что гость может отказаться от целебного отвара. – Отвар из липового цвета, цветов апельсина и лаванды, – сказал аббат. – Приготовлен по рецепту, который наш брат держит в строгой тайне. – Благодарю вас, – сказал Сервас, тяжело опустившись на стул с высокой спинкой. Он поднес напиток к губам: вкус был даже приятный. – Я только что узнал, что подруга моей приятельницы тяжело и неизлечимо больна, – сказал он вдруг. – А нынче утром я видел труп совсем молодого парня, убитого чудовищным способом. Еще одна из моих приятельниц работает в детской больнице, где лечат детей со страшными диагнозами. Как, по вашему мнению, отец мой, Господь оправдывает подобные ужасы? Аббат долго и пристально на него глядел, не отводя глаз. Наверное, спрашивал себя, в каком диком лесу родился этот сыщик с такими крамольными взглядами, чуждыми служителю культа. – Да, – произнес он. – Так называемые теодицеи, то есть рациональные теологии, пытаются объяснить видимые противоречия между существованием Бога и существованием Зла. Но поскольку сказано, что Бог вездесущ и благ, то как тогда может существовать Зло? Глаза аббата сверкнули, в их черных зрачках на миг отразился свет настольной лампы. |