Онлайн книга «Охота на охотника»
|
Не обрадуется. Но и роду исчезнуть не позволит. Ах, многое хранилось на желтых страницах. И теперь Лешек переворачивал их, прислушиваясь к отклику. Книга сама писала историю древних родов, связанных с нею узами крови, и узы эти было не разорвать, не ослабить даже. Магия, темная, не самого доброго свойства, еще работала. Впрочем, к Книге давно не обращались, не поили кровью, а потому спала она, и Лешека мутило от мысли, чего будет стоить ее пробуждение. Оставить бы, как оно есть. Уйти. И самим искать. Это ведь просто, надобно внимательней быть. Войска начеку, маги упреждены. Бунту не позволят случиться, и если так, то рано или поздно, но отыщут они смутьяна. Рано. Или поздно. Книга шелестела мертвыми страницами, и все-то до одной были заполнены. Она словно красовалась, чуя близость того, кто мог призвать ее к ответу. Ну же, цесаревич, неужто не осмелишься? Ведь пришел же, а значит, есть вопросы. И ответы найдутся, они хранятся тут, протянулись, застряли в сети крови, попробуй-ка вытащи. Если хватит духу. Страницы развернулись. А вот и первое древо. Некогда могучее, но многие имена в кроне его поблекли. Лешек положил ладони на темную хрупкую кожу. Закрыл глаза. Вздохнул. И неровные буквы задрожали, поползли, словно мурашки, по стволу… Имена? Нужны новые имена? Будут. Только куда им стать-то? Небось тесно стало, все страницы исписаны, а новых… ты ведь все принес, цесаревич? Ты ведь знаешь, что делать? Лешек знал, но… Он ведь надеялся управиться и без того, однако Книга пила его силу, и только. Разве что чернила чуть потемнели. Не выйдет. Он оторвал руки и оперся ими, дрожащими, о столешницу. Огляделся. Сплюнул под ноги, благо пол земляной и не такое выдержит. Взял… Троих хватит? Из городской тюрьмы. Душегубы, которых петля ждала за дела былые… петля – это честно, но Лешеку нужны ответы. И не только ему. Можно ли откупиться от Смуты малой жертвой? И не будет ли та напрасною? И не потому ли отец так и не набрался духу спросить? Книгу оживляли в последний раз еще тогда, во время Смуты, и делали это грубо, взламывая запоры кровью. О том, сколько тогда пролилось, Лешек старался не думать. Ястрежемской он про племянников скажет. А пока… Их было трое. Первый – огромный, вида, как и подобает, самого разбойничьего. Смуглокож. Расписан шрамами и наколками, по которым можно прочесть всю историю его жизни. Насильник. Убийца. На руках его крови немало, впрочем скоро и на Лешековых появится. Он потянул за цепь, и замороченная жертва сама шагнула в круг. Сама улеглась. Сама руки раскинула, позволяя закрепить себя заговоренными цепями. И только тогда Лешек снял с груди его амулет. Душегуб очнулся. Моргнул. И… – Ур-рою, – просипел. Горло его было перебито, но срослось, и способность говорить он сохранил, пусть голос сделался низким, неровным. Он дернул цепи, ибо выглядели те тонкими, несерьезными, и подался вперед, налегая всей тяжестью тела, пытаясь разорвать. Но колечки лишь зазвенели. А в блеклых глазах появилось недоумение. Лешек вздохнул и развернул грамотку. Приговор удалось зачитать ровно, хотя Лешек до последнего в себе сомневался. Все равно бы казнили. Все равно… Он завыл, этот негодный человечишка, который сам не щадил других. И ведь не просто убивал. Купца Смержицкого запытал до смерти, а после и супругу его, чего с дочерьми утворил… Тут он выл и дергался, пока Лешек рисовал ножом на коже знаки. И заскулил, когда удалось снять первый пласт кожи. Книга приняла его с благодарностью. Вспыхнули буквы, налились алым, поползли живо, обмениваясь друг с другом новостью: пришло время… Лешек снял новый пласт кожи. И еще один. Он слушал крики, хотя и взял с собою затычки для ушей, но использовать их было как-то… неудобно, что ли. А потому Лешек всецело сосредоточился на деле. Умирал Сиплый долго. И покаяться успел. Только грехи его искупить было некому. А Книга напилась крови, правда, не настолько, чтобы утолить вечную свою жажду. Со следующим получилось быстрее. А вот третий оказался слабеньким, и Лешеку пришлось поддерживать жизнь в изуродованном его теле. Книга толстела. Она принимала новые страницы, сама встраивая их в хитросплетения старых. И удивительное дело, не становилась толще, зато Лешек сполна ощутил и страх, и отчаяние, и боль… И сам почувствовал себя освежеванным. И наверное, так было надо, но когда все закончилось, он раскрыл страницы и велел: – Покажи. А она подчинилась. Человек с завитыми, уложенными на пробор волосами стоял над телом. В одной руке он держал луковку серебряных часов, в другой – тросточку с рукоятью в виде гусиной головы и вид имел пресерьезный. – Значит, утверждаете, что он был жив? – поинтересовался он у Лизаветы, не скрывая, впрочем, своего недоверия. – Утверждаю, – мрачно заметила Лизавета. И Таровицкая ободряюще похлопала ее по руке. А Одовецкая подошла к телу. – Не прикасаться! – велел человек с завитыми волосами. Впрочем, грозный оклик на Одовецкую впечатления не произвел. Она положила ладонь на грудь мертвеца и прислушалась. – Отрава. – Вы чините препятствия следствию! – Это какие? – Авдотья нахмурилась. – Разные! Человек обвел девиц настороженным взглядом, задержавшись на Снежке, которая закружилась, раскинув руки. Лицо ее сделалось задумчивым, мечтательным даже, а за плечами появилась тень лебяжьих крыльев. – Ушла душа… улетела… ее позвали, она и улетела… – Подите… – человек топнул ножкой, но впечатления сие не произвело, причем не только на девиц, но и на других людей, окруживших поляну. Те выглядели попроще и изо всех сил делали вид, что заняты исключительно поиском иных улик. – Куда-нибудь да подите… – И вправду, Лизанька, идем, – сказала Таровицкая. – Вы, а не она… И вот тут Лизавета поняла, что влипла. Что не отпустит ее этот куделистый, чем-то похожий на пуделька человек, имени которого она не знает. Она вообще хотела князя позвать, но ей сказали, будто он болен и не принимает, зато нынешний типчик был здоров. Ишь, бровями шевелил. Лизавету взглядом сверлил. И тросточкой своей по ноге похлопывал. |