Онлайн книга «Охота на охотника»
|
Мелкий застыл, только нос его подергивался. Сам он покраснел, надулся, того и гляди треснет, из приоткрытого рта вырвалось шипение. – Может, – ему таки удалось взять себя в руки. – Может, ты погулять хочешь? А то я пригляжу… – Чего я тут не бачимши? – удивился напарник. – Не, Ефимка, работать надыть, а то ж зобачат, так и кричать станут… – Не зобачат, – Ефимка подобрался. – А ты сходи, прикупи там Настасье платка какого или пряников. Бабы пряники любят. А то ж народишко скоро набежит, не дотолкнешься, если и захочешь. Не, Никлушка, если и идти, то теперича… потом, сам знаешь, напьются… куда там торговать. А завтрева с утречка обратно. Никлуша поскреб волосы. – Слухай, слухай, – Ефимка, почуявши, что напарник близок к заветной мысли, приободрился. – Я ж дурного не посоветую. Вот сам подумай, возвернешься ты завтрева. Чего твоя Настасья спросит? Был на ярмарке праздничной? Был. А привез чего? Ничего… Вот тут-то она и заведется. Бабы, они такие, чуть чего не по ним, разом станут… опять в сарай погонит. Никлуша тяжко вздохнул. Что и говорить, норов у Настасьи был тяжелым, а рука и того паче… – Так это… – уходить было совестно, Ефимка-то человек новый, пришел заместо Скарыжника, с которым Никлуша уж который год до Арсинора ходил. Но вздумалось же старому приятелю заболеть не ко времени, а заказ хороший, золотом платить обещали, и терять не хотелось, небось за рубли прогулянные Настасья куда как крепче осерчает, чем за пряники. Ефимка же… Хитрый он. Юркий. Что крысюк. – Не, – покачал головой Никлуша, примеряясь к первой бочке. – Сперва дело. Это в него батька крепко вбил, розог не жалеючи. Платок платком, а бочки… промедлишь – осерчают… не бочки, люди, которые их ждут. Вона другие подводы уже пусты наполовину, а Никлушина груженая. – Сам виноват, – с неожиданной злостью прошипел Ефимка, и в бок вдруг кольнуло. Легонько так, будто овод прижалил. Никлуша и сам не понял, с чего вдруг крутанулось небо, поднялась земля навстречу. А бочка из рук выскользнула ужом. Ефимка же огляделся и, заприметив человечка в целом неприметного, но за какой-то непонятною надобностью уставившегося на Ефимку, прошипел: – Не видишь? Перебрал человек… праздник ныне… тезо… тезо… именинства, во! – он с неожиданною для хилого тельца его силой оттащил Никлушу под подводу, уложил и даже рогожкою прикрыл, заботу проявляя. Зла обозчику, медлительному и, на Ефимкин взгляд, изрядно туповатому, он не желал. Пройдет пара часов, и очуняет… оно-то было бы верней, если б… но не велено. Магики, чтоб их… Ефимка вскарабкался на подводу и, приникнув к верхней бочке, погладил шершавый бок ее. Вот ведь… хорошее вино портить. А в том, что штука, ему врученная, ничего хорошего не делает, он был уверен. Но… платили изрядно, а кто Ефимка такой, чтоб от денег отказываться? Он приспособил коробочку сбоку и надавил, как учили. Что-то звякнуло, но и только. Вторая. Третья… четвертая и пятая… бочек на подводе было две дюжины, и Ефимка здорово опасался, что не успеет. Нет бы ночью, когда честные люди спят, он бы скоренько управился и сгинул, будто его и не было никогда. Ан нет, заказчик точные инструкции оставил. А Ефимке теперь майся. Того самого неприметного человека он заметил, когда обрабатывал предпоследнюю бочку. Тот, присевши на корточки, разглядывал спящего Никлушу. – Эй, тебе чего? – Коробочка едва не выпала из Ефимкиных рук. – Ходь отсюдова, пока я охрану не кликнул. Человек не спеша поднялся, потянулся. И сказал: – Это хорошо, что ты кровью мараться не стал. Это даже замечательно… меньше срок выйдет. – К-какой… Ефимка уже понял, что попался. И билась мыслишка, что если кинуть этому, неприметному – теперь он уже понял, до чего характерною сама по себе была эта самая неприметность, – коробку, то шанс сбежать будет… небольшой такой. – Каторги, – мужичок плечи расправил и пальцами щелкнул, отчего Ефимкины ноги вдруг отказались идти. – Не дури, дурачок, мы знаем, что ты у нас так, мелочь, но нехорошо людей травить. Согласись? – Я… я… я не… Человек покачал головой и руку протянул. Сказал: – Будем сотрудничать или упрямиться станем? И Ефимка, пальцы которого едва не раздавили заветную коробку, кивнул. Сотрудничать. Как есть сотрудничать… а каторга… глядишь, сильно далече не пошлют. С Уфимы он уже хаживал. И снова пойдет. Лишь бы в бескандальные записали, да… Неспокойно. И свербится, свербится этакое, подговаривая, что затея дурная и надобно тикать, пока ватажники спят. Вот только разум подсказывает, что, может, кто и спит, да только старый Мороз за трусость спросит, хоть на том, хоть на этом свете, но сыщет. А там уже… Смерть, она всякою бывает. Вот и сидит Шкеня у костерка, разложенного больше для порядку, чем по надобности. Жарко ведь, даже ночью парит, а с реки туман ползет, рыхлый, белый. В таком скрыться – самое оно. Шагнешь в стороночку, и нету тебя, как и не было… – Шалишь? – тихий голос заставил вздрогнуть, подскочить. – Думаю вот, – от Мороза прятать мысли подлые – затея дурная, этот и в голову влезет, что в крестьянский амбар. От прямо чуется, как глазенками своими черепушку сверлит-высверливает. – Неспокойно мне… неладно будто… – Жопа играет? – Играет, – признался Шкеня со вздохом. – Мнится, что не так оно просто будет, как… Мороз кивнул. Поскреб клочковатую бороденку. Ныне, обряженный в одежу новую, почитай, необмятую, был он похож на купца средней руки, а может, на зажиточного крестьянина из тех, в чьем подворье и лошадей с две дюжины, и коров стадо, и батраки имеются, чтоб за добром следить. Вона шапку напялил, бисером шитую. Армяк тоже расписной. Пояс широкий, и хватит в этой ширине места, чтоб скрыть нож-бабочку, кистенек, да и прочую, в разбойном деле необходимую мелочь. – Чуйка, значится… чуйка, мил друг, дело такое, не слухать ее себе дороже, – Мороз поднялся с бревнышка и вразвалочку, тяжко направился к амбару. – Только ныне ты меня слушаться должон, ясно? Шкеня закивал. Будет. Вот пока до площади не дойдут, будет… Дойти-то им не позволили. Свистнуло вдруг что-то, да так тоненько, будто по ушам струной резанули. И страх вдруг поднялся с глубин души, исконный, первобытный, заставивший позабыть обо всем, кроме одного – собственной шкуры спасения. Он сам не понял, как нырнул в ноздреватый туман. |