Книга Блеск минувших дней, страница 21 – Гай Гэвриэл Кей

– Он умер?

– Мне очень жаль, но да. – Она повернулась ко второму мужчине, сидящему на ее сундуке с постельным бельем. – Вы можете приказать своим людям вынести его на лежанке из комнаты для больных? Справа от входа, во дворе, есть сарай. Он не заперт, его можно пока положить там на ящики.

– Какое это имеет значение? – возразил высокий мужчина. – Он мертв.

Елена смерила его взглядом.

– Там женщина, которую я лечу. Не хочу, чтобы рядом с ней лежало мертвое тело. Вы будете так добры, что поможете, или мне послать за людьми в деревню?

– Это плохая мысль, – ответил он.

– Тогда позовите своих людей.

Оба мужчины носили мечи, у обоих на поясе висели кинжалы. В комнате физически ощущалось присутствие ненависти, словно некой потусторонней силы. От этого кружилась голова, Елене казалось, что она вот-вот лишится чувств.

Внезапно она подумала о том, знает ли Монтикола, кто та женщина в соседней комнате? Возможно, нет. Он ее не видел.

Снаружи донесся приглушенный крик, потом второй, что-то треснуло – ветка под ногой или что-либо еще.

Мужчины смотрели на дверь, закрытую для защиты от ночного холода. Они прислушивались. Никто не двигался.

– Твои шесть человек, – произнес Монтикола. – Как я уже говорил, если они не наделают глупостей, их только разоружат и никто серьезно не пострадает. Они умны?

Мы за вами следили, сказал он раньше. А второй назвал это ложью.

Фолько не ответил. Вместо этого он подошел к двери, открыл ее.

– Кузен? – позвал он.

– Готово, – услышали они.

– Сколько? – спросил Фолько негромко.

– Двенадцать, как ты сказал.

Елена невольно взглянула на Теобальдо Монтиколу. Лицо его оставалось бесстрастным, но поза изменилась.

– Спасибо, кузен, – спокойно произнес Фолько. – Пожалуйста, выбери из них троих, Альдо, неженатых и бездетных, если удастся, и убей их. Должен с сожалением сказать, что Коппо Перальта только что умер.

Кто-то – кузен – яростно выругался в темноте.

– Только троих, мой господин?

– Троих. Но проследи за этим.

– Да, мой господин.

Монтикола встал. Казалось, он заполнил собой все маленькое помещение.

– Акорси, если они это сделают, я убью тебя прямо здесь, а потом целительницу, а потом девицу Риполи, которая прикончила для тебя Уберто. Выбирай быстро.

Он все-таки знает, кто эта женщина, подумала Елена.

Стоящий в дверях Фолько обернулся, и она увидела на его лице улыбку.

– Нет, не убьешь. Этот дом окружили двадцать моих людей, а не шесть, а ты слишком ценишь свою жизнь, чтобы погибнуть, пытаясь убить меня и двух женщин, одна из которых – дочь герцога Мачеры. Не надо пустых угроз. Тебе это не к лицу.

Он закрыл дверь и повернулся к своему противнику.

Елена отошла к очагу. Ей было очень страшно. Она не видела никаких духов, парящих около кого-либо из этих мужчин, но действительно ощущала смерть, присутствующую в комнате или приближающуюся к ней.

– Может быть, ты все равно прикажешь меня убить, если у тебя двадцать человек.

– Их двадцать. Может, и прикажу.

– Станет известно, кто меня убил. Ты не сможешь проделать такое тайно.

– Согласен, – ответил Фолько.

– Я сказал своим людям, куда поехал.

– Не сомневаюсь. Обычная предусмотрительность.

– Ты умрешь первым, и обе женщины.

– Я мог бы выбежать из дома.

Монтикола громко рассмеялся:

– Да ты скорее убьешь себя сам.

Фолько слегка улыбнулся:

– Ты так хорошо меня знаешь.

– Достаточно хорошо. Но… видимо, я не смогу убить тебя здесь, поскольку ты солгал насчет количества людей, которых собирался взять с собой.

– Тогда мне повезло, что я это сделал.

– Но и ты не можешь убить меня.

– Я все еще это обдумываю.

– Нет, ничего подобного. Тебе этого хочется, но ты не думаешь об этом. «Хотеть» – совсем не то же самое, что «мочь».

Фолько поднял обе руки, изображая насмешливое удивление:

– Какой проницательный ум!

– А ведь я даже не учился у Гуарино, не изучал речи Древних и новые придворные танцы.

– Это тебя до сих пор задевает?

Монтикола покачал головой:

– Меньше, чем тебе кажется. Меньше, чем ты всегда думал. Наверное, меня научили бы там петь и трахать девчонок, но, видишь ли, я и так никогда не испытывал недостатка в девочках и могу в любой момент пригласить музыкантов к своему двору. – Пришла его очередь улыбнуться. – А Меркати приехал ко мне, чтобы расписать потолок столовой и нарисовать мой портрет, раньше, чем он приехал к тебе.

Эти слова, к удивлению Елены, оказались подобны выпаду меча, попавшего в цель.

– Но потом я его переманил, – ответил Фолько.

– Это правда! Столько денег потратил. А в этом году проиграл и уступил его Родиасу и жирному Верховному патриарху Сарди. Говорят, твой портрет так и остался незаконченным!

– А! Ты теперь следишь за перемещениями художников?

– Конечно. Я веду строительство в Ремиджио. И в твоем дворце у меня есть люди – не только одна служанка.

– Если это правда, то глупо сообщать мне об этом.

– Возможно. Может, я и лгу, как обычно лжешь ты, как раньше лгал твой отец. Но ты все равно не можешь убить меня здесь, как и я – тебя, поскольку ты прав, о ученик Гуарино: я не хочу умереть сегодня ночью в хижине целительницы-язычницы.

Елена хотела подать голос, потом решила, что это плохая идея.

Наверное, она все же сделала какое-то непроизвольное движение, потому что оба мужчины повернулись к ней.

– У вас, случайно, не найдется вина? – спросил Монтикола. – Мы долго добирались до этой хижины.

Это была не хижина, а дом. Тем не менее Елена молча кивнула. Она не доверяла своему голосу.

Елена знала, кто та девушка, знала ее происхождение и почему она очутилась в этом уголке Батиары. Одна из Риполи? Убить Уберто Милазийского? Эта ночь начинала казаться невероятной.

Она повернулась к столу у очага, налила в две чашки из фляги молодого вина – подарок, присланный сегодня с виноградника. Ее руки почти не дрожали. Она была рассержена, поэтому оставила вино на столе, а не поднесла его мужчинам, как полагалось хозяйке дома.

Они не гости, напомнила она себе.

Обернувшись, Елена увидела, как Теобальдо Монтикола снова улыбнулся ее поступку, и собственный жест сразу показался ей мелочным. Этот мужчина сознает, как он красив, подумала она. Его волосы, длинные сзади, были коротко подстрижены спереди и открывали высокий лоб над прямым носом, который обычно называют родианским, как у тех статуй, которые остались после Древних. Его темные глаза сверкали. Он ее пугал, Елена была готова признаться в этом себе. У нее возникало чувство, что его нынешняя учтивость, самообладание – лишь нечто поверхностное, то, что легко может исчезнуть. Когда он подошел, чтобы взять чашку, она отодвинулась в сторону. Монтикола взял и вторую тоже и подал ее д’Акорси.