
Онлайн книга «Дни Солнца»
Во всем ее теле была усталость, ощущение парения, будто она отдыхала после тяжелой работы. Ей казалось, она продолжает давить в пальцах мяч, но она не видела, что давно обронила его и давит ногу над ушибленным коленом. * * * – …Я понимаю: смертию смерть поправ, и все такое, – услышала она незнакомый голос, когда спустилась в вестибюль. Голос доносился из коридора, но звучал в каком-то смежном помещении, скорее всего, в детских покоях. – Но скажи: какого черта? Восстание из мертвых, прилюдно – ура! – все эти бинты, ленточки, запах. Зачем, ей-богу? Она остановилась у стола. – Понять нечто, – продолжал голос сосредоточенно, – значит довести – да хотя бы и низвести, как хочешь, – это нечто до уровня моих мозгов. Зеленое сукно стола было испачкано высохшей землей. В тарелке лежала странно изогнутая, как будто оплавившаяся стальная вилка. Приемничек исчез. – …то бишь понять – значит упростить? – всплыл слабый, с хрипотцой, голос Хирурга. – Да, – ответил неизвестный собеседник. – Понять – значит упростить. А как же?.. Что-то знакомое, кстати. Откуда это? – Если тебе кажется логичным, Феб, что днем светит солнце и на морозе вода становится льдом, то это не понимание. Это только привычный тебе порядок вещей. И порядок этот чужд и непонятен тебе ровно настолько, насколько невообразимы погоды внутри какой-нибудь черной дыры. Понять – всего только исказить… – Хирург говорил не торопясь, покашливая и как будто с полным равнодушием к тому, слушают его или нет. «Феб», – повторила про себя Диана. Хирург продолжал рассуждать о чем-то еще, но с каждым словом все тише и медленней, словно засыпал. – Осторожней, – вдруг сказал Феб. Послышался шаркающий гром сдвигаемого стула. – Черт… Что-то ударилось об пол, и раздраженный голос Хирурга зазвучал как будто ближе: – Ах, да брось, прошу… дай сюда… Ты ставишь истину с правдой на одной полке. Да только что для тебя хотя бы правда? То, что ожидаемо для тебя. И если я скажу, что сделал это, чтобы выбить дурь из голов, то ты посчитаешь это отговоркой. – Конечно, – спокойно отозвался Феб. – Да почему? – Дури из голов это не выбило. – Вот! – обрадовался Хирург. – Значит – отговорка? – Ты знаешь продолжение истории о Лазаре? – Нет. – А истории других воскрешенных? – Нет. – Ну так вот – не знаешь и не узнаешь. Потому что продолжения тут и быть не может. – Почему? – Потому что воскрешением заканчивается не только история воскрешенного, но и судьба, и жизнь, и смысл его. – Я… – вздохнул Феб. – Знаешь, что-то не совсем… Извини. – Дай сигарету. Щелкнула спичка. – Знаешь, – мечтательно произнес Хирург, – а на месте твоего начальства я бы гнал тебя взашей. – За что? – А ты номиналист. А при твоей должности это все равно что воровать. Но ты еще и забывчив. – Ага, дело Безумной Греты?.. или этой… Марты? – догадался Феб. – Не знаю. – Сестричка ухлопала братца через день после того, как он вернулся из морга? Хирург закашлялся. – Может быть. – Не то! – заключил Феб. – Братец не умирал, а провалялся в испорченном холодильнике в коме. – Запах, – напомнил Хирург, – ленточки… – Что? – …бинты… – Стоп, это же… – начал Феб, но не договорил. – Бинты и… ну и что? Да, она не знала, что он жив, – ну и что? – Человек, несмотря на все его недостатки, – ведь это же, по-моему, твоя тема? – так вот, в любой ситуации человек стремится быть разумным… – То есть как это? А что еще остается, как не быть разумным? – Он разумен, поскольку автор своей среды. Но что, если среда перестает отвечать его понятиям? – Он пересматривает свои понятия, – уверенно заключил Феб. Хирург засмеялся. – А иначе бы мы так и сидели в пещерах… – повысил голос Феб, пытаясь перекрыть смех. – Наука, прогресс, в конце концов… – Так что, позволь узнать, ты тут делаешь? – спросил Хирург. – Пересматриваешь свое понятие среды? – Нет, – тихо сказал Феб. – Могу тебя успокоить. Прогресс… – Ах, ладно! – оборвал его Хирург. – Все твое понимание прогресса и заключается в том, что ты не живешь в пещере. – А твое? – раздраженно спросил Феб. – Открою тайну – тебе одному: понятия не имею, что это такое и с чем это едят. – Что? – Прогресс. – Хирург шмыгнул носом. – Ну разве что – человека убить проще стало? Нет? Феб молчал. – Нет? – повторил Хирург. – Это… всегда было просто, – отозвался Феб. – Нет, это всегда было не просто. Ударить человека мечом или топором – это всегда было не просто. И уж куда сложнее, чем давить на гашетку. – Ну, значит, перевооружаемся. Что там? Топоры? Хирург вздохнул. – Скажи, и вот вас всех так учат думать? – Как? – Не получилось одним концом – хвататься за другой? – А что? – Да что тут скажешь. – Да что, что ты скажешь?! Думаешь, я ничего не вижу?.. А что я могу? Я даже не имею права разговаривать с тобой! Ты знаешь об этом? – Да. – А знаешь, к чему приравнивается должностное преступление по моему отделу? И что за мной, за всей моей… Что ты вообще знаешь, как не попрекать меня тем, что я не с тобой, а на своей должности?.. – Отбросив стул, Феб прошелся по комнате. – Ей-богу, что ты, что мой шеф – два сапога пара! Призывы к пониманию! Да черта с два! Единственное, до чего вы нисходите, так это просите верить вам на слово. А как я могу верить? Стоит же мне оступиться – что в моем положении более чем естественно! – как сразу выясняется и мое несоответствие должности, и прочая, и прочая. – Феб, ради бога, извини, – попросил Хирург вполголоса. – С твоих слов выходит, что ты работаешь и на своего шефа, и на меня. – Ах – как угодно! – Феб снова принялся ходить. – Как угодно! Перед шефом я выгораживаю тебя, перед тобой – шефа. Фигаро там, Фигаро здесь. – Скажи, ты любишь меня? – спросил Хирург. – То есть? – остановился Феб. – Я хотел сказать – как ты относишься ко мне? Ну, по-человечески. |