Онлайн книга «Портрет обнаженной»
|
– Я… – начал было Волков. Но я не дал ему продолжить: – Ты надеешься на поддержку хозяина или кума? [3] Зря! Еще никому не удалось установить свои порядки в СИЗО. Воровские обычаи не обсуждаются, сведения о разоблаченном стукаче дополнительной проверки не требуют. Да, вот еще что! Тебе местные знатоки уголовного права уже напели, что в суде тебе переквалифицируют обвинение и ты выйдешь на свободу? Так оно и будет, только шлейф стукачества никуда не денется. На свободе стукачи не в чести. – Я не знаю, что вы от меня хотите… У Волкова затряслись губы, он был готов расплакаться в любую минуту. – Почему ты лишился дара «оживлять» картины? – стал наседать я. – Только не ври мне про Осмоловского. Ты узнал, что он спит с Луизой, еще в прошлом году, а дар утратил в этом. Что произошло? Ты с Каретиной переспал? – Не с ней, – вырвалось у паренька, но он тут же опомнился. – Ни с кем я не переспал, дар сам пропал! – Не ври, сволочь! – Я подскочил к Волкову, схватил его за грудки. – Ты в первый раз занялся сексом, и внутри тебя что-то сломалось. С кем ты переспал? С Кутиковой? С Лапшиной? – Ни с кем! – взвизгнул Волков. Рванув в сторону, он освободился из моих рук, отбежал к сцене. – Я больше ничего не скажу! – выкрикнул он. – Можете бить меня, пытать, каленым железом жечь, но я не стану… Он запнулся на полуслове, не зная, как вывернуться, как скрыть то, о чем он больше не желает говорить. – Ого, ты про пытки заговорил! – поддел я. – В первый же день в тюрьме ты рассказал сокамерникам, как тебя избивали в милиции, но ты молчал и никого не выдал. Паша, а кого ты мог выдать, если тебя арестовали за вазу? Ты же ее один в Каретину бросил, тебе никто не помогал инвентарем швыряться. Или мои коллеги из тебя хотели другие показания выбить? Он посмотрел на меня с нескрываемой ненавистью, как загнанный в угол звереныш. Если бы в этот миг у Волкова в руках был пистолет, дни мои были бы сочтены. – Еще момент, – я решил напоследок преподать небольшой урок художнику, возомнившему о себе черт знает что. – Сокамерники, как я знаю, посочувствовали тебе, невинной жертве милицейского произвола. Они же не знают, как было дело, а я могу им подсказать. 7 ноября тебя, в стельку пьяного, привезли в Центральный РОВД, где ты сразу же уснул на стуле. После вытрезвителя тебя привезли в наш отдел. Паша, когда мои коллеги успели избить тебя? От избытка чувств я сплюнул на свежевыкрашенный пол. – Живи как хочешь! Ври дальше. Но поговорку про водицу в колодце не забывай! Я вышел из актового зала. В коридоре стоял работник хозобслуги, делал вид, что протирает стеновые панели. – Скажи куму: я освободился. Мужик в робе сбегал в другой конец административного корпуса и вернулся с начальником оперчасти. – У меня к тебе просьба, – негромко сказал Чайников. – Нельзя ли срок следствия по Волкову продлить? Экспертизу какую-нибудь назначить или наркологию провести? Его же пьяного задержали. Может, он алкаш и нуждается в лечении? – Поздно. Следствие уже закончено. – Эх, черт! – огорчился Чайников. – Вдруг он не успеет картину закончить? Ему точно срок не дадут, из зала суда выпустят? – В суде поговорите, чтобы они не спешили с приговором. Пара сувениров судье – и Паша у вас до мая в гостях останется. – Лады, так и сделаем! Я развернулся и собрался уходить, но Чайников остановил меня: – Андрей, я надеюсь, ты не… – Начальник оперчасти многозначительно кивнул в сторону актового зала. – Черт с ним, пусть живет! Мне-то что, я вытру плевок и дальше работать буду, а вот он рано или поздно наступит на такие грабли, что никакое искусство подняться не поможет. 23 Вечером, как только я пришел домой, в дверь моей комнаты постучались. Не спрашивая «Кто там?», я открыл. На пороге была Вероника, соседка по этажу. Наигранно смущаясь, она попросила взаймы соли. Пока я крошил окаменевшую в пачке соль и наполнял солонку, Вероника рассказывала общежитские новости. – Готово! – закончил я с солью. Но Вероника не собиралась уходить. – Ты представляешь, что моему сыну задали? – спросила она. – Он во втором классе учится, а им уже такое задают! По неписаным законам общежития я не мог просто так выпроводить соседку, а обязан был выслушать ее до конца. «В прошлый раз она приходила за спичками и целый час молола всякую чепуху. Как бы от нее избавиться? Сказать, что собрался поужинать? По обычаям нашей общаги, если я сажусь за стол, то обязан пригласить гостью составить мне компанию. Вероника за это уцепится и не уйдет до самого позднего вечера. Интересно, кто у нее с ребенком сидит? Или сын уже такой самостоятельный, что отпускает маманю до темноты флиртовать с холостым соседом?» С отстраненной улыбкой (по-другому нельзя, человек же к тебе с чистой душой пришел, а ты от него рожу воротишь?) я пригласил Веронику присесть на диван, достал сигареты, закурил. Она поморщилась от дыма, но домой не пошла. «Хорошо семейным жильцам! – подумал я. – Всегда можно на детей сослаться: “Ой, извини, ребятишкам пора уроки делать!” Дети – это святое, это самый веский аргумент». – Андрей, ты не помнишь, у нас во втором классе проверяли скорость чтения? – Проверяли. В начале учебного года я читал со скоростью 113 слов в минуту. – Мо-ло-дец! – протянула соседка. Видно, ее сын до моих показателей не дотягивал. «Слава богу, что у меня нет телевизора! Сейчас бы Вероника защебетала, что у нее телик сломался, а вечером такой классный фильм показывать будут! Черт возьми, кто у нее с ребенком остался?» Нежданно-негаданно на помощь мне пришел дядя Семен с нашего этажа. Напившись в стельку, он еле-еле дополз до своей двери и рухнул на пол. Услышав шум, в коридор выглянула его пятидесятилетняя дочь. – Сволочь! – завопила она на всю общагу. – Ты когда сдохнешь от этой водки? Вставай, тварь, или я тебя здесь спать оставлю! – О! – оживился я, услышав скандал за дверью. – Сколько дяде Семену лет? Уже за семьдесят будет? Вот с кого надо пример брать! Через день да каждый день приходит домой на рогах, и никакая болезнь его не берет. Меня чуть продует – сразу же насморк, а он, расхристанный, в любой мороз за водкой бегает – и ничего, только здоровее становится. – Я, пожалуй, пойду, – помрачнела Вероника. Намек на мужа-алкоголика, бросившего ее сразу же после рождения сына, был соседке неприятен. Я проводил Веронику до дверей и с облегчением вздохнул: «Наконец-то можно поесть и отдохнуть, а не выслушивать ее двусмысленные намеки». |