Книга Девушка с пробегом, страница 21 – Джина Шэй

Влажные салфетки находятся. И Давид сначала стирает грим с моего лица.

— А может, останешься тигрицей? — чуть улыбаясь спрашивает он.

— А что, мне для этого нужен грим? — не удерживаюсь от шпильки я. Ну не может же мой идеальный мальчик допустить, чтобы я вдруг так в себе усомнилась. Даже если я не усомнюсь — он-то этого не знает.

— Нет, тебе не нужен. — Я оказалась права. За это я позволяю ему поцеловать меня сейчас, когда он снова касается моих губ, снова — как озабоченный мальчишка, который не умеет держать при себе свой рот, и никак не насыщается поцелуями.

— Телефон мне из сумки достань, раз уж ты меня освобождать не хочешь, мой повелитель, — насмешливо прошу я, когда и сам Давид стирает со своего лица клоунский грим.

Давид пожимает плечами, берет с моих колен сумку. Заглядывает внутрь.

— Тут нет никакого телефона.

Мужчина и женская сумка сочетаются плохо. Хотя, если честно, вообще ума не приложу, как можно в двух отделениях не заметить фигни в черном чехле.

— Ну посмотри еще раз.

— Нету, — упрямо повторяет мой такой незоркий бог, а потом бросает мою сумку на заднее сиденье, разворачивается ко мне и тянет лапы к моему тренчу.

— Нужно тебе карманы обыскивать, богиня.

Ух, как он заигрался в похитителя и грабителя. Ну или в “мистера-я-лучше-знаю”.

— Телефон в сумке, — упрямо напоминаю я. — Ну, я же знаю, куда положила. И кстати, если ты не заметил, на груди у меня карманов нет.

— Точно? — Давид поднял бровки, но ладошки с моей груди не убрал, — И потайных нет? Ты уверена, что много понимаешь в обыске?

— Я тебе нос сейчас откушу.

— Не достаёшь, — хладнокровно отзывается Давид. — Тебе ремень не даст.

Засранец. Иных слов у меня нет. У него такая очаровательная в своей наглости физиономия, что просто глаз не отвести. И ведь абсолютно не лезет за словом в карман, красота-то какая.

— Ой, — Давид округляет глаза и вытягивает из моего кармана чертов телефон.

Я аж захлебываюсь возмущением и восторгом от его бесстыжей улыбки во всю физиономию.

Я же… Я же следила за его руками. Когда он успел?

Хотя, если вдуматься, я и наручников у него в руках не заметила. В свободное от дизайна время мой Аполлон промышляет фокусами.

— Мальчик мой, да ты волшебник? — хихикаю я.

— Ага, Хогвартс окончил экстерном, — Давид фыркает, а потом тянет мне телефон, чтобы я его разблокировала.

Набирает мне маму самостоятельно, прикладывает телефон к уху, а сам наряет губами к моей шее, заставляя меня во время разговора слегка задыхаться. Бесстыжий мальчишка.

Паразит…

— Мам, я сейчас отъеду с Давидом, ты же никуда сегодня не собиралась? — торопливо тараторю я, когда мама берет трубку.

Мама не собиралась. Сегодня — нет.

Да-да, она проследит, чтобы Алиса сделала уроки.

Да, да, дорогая, пожалуйста, отдыхай, в кои-то веки ты решила про это вспомнить.

Мамы, озабоченные счастьем в личной жизни непристроенной старшей доченьки — это что-то с чем-то. С одной стороны — я в выигрыше, с другой — ну, я ж понимаю, на что рассчитывает мама. И эх! Даже грустно её расстраивать.

— Когда вернусь? — я переспрашиваю за мамой, чтобы услышал мой палач, мешающий мне нормально разговаривать.

— Завтра утром, — он даже не особенно задумался. И тут же чуть прикусил шею на моей коже. Нет, я точно ему откушу что-нибудь.

— Ну утром, так утром, — философски откликается мама, судя по всему — в уме уже третий раз прикладывая к моей голове фату.

Мама…

В её понимании секс — так только с мужем. Ну, хотя бы с будущим.

— А не много ли тебе будет меня целый вечер и ночь терпеть?

Время вопросов наступает, когда я завязываю с болтовней, и Давид наконец-то отрывается от моей шеи.

— Мне будет мало, — криво ухмыляется мой очаровательный юноша. А мальчик знает, что женщины любят ушами…

Ну ладно, посмотрим, что утром будет. В конце концов, одна ночь — это ни разу не отношения.

— Откуда у тебя наручники, мой Аполлон? Как давно ты готовился к моему похищению?

Признаться, этот вопрос меня занимает очень сильно.

— Почему сразу к твоему? — Давид смотрит на дорогу, но улыбка на его губах замерла самая ехидная из всех, что я на нем видела. В сочетании с гримом она смотрится совершенно убойно. — Может, хобби у меня такое, ловить богинь и красть их для себя любимого?



Милота.

— А-а, а развелся ты потому, что жена не выдержала такого количества богинь на своей кухне?

С ним весело пикироваться.

Ни с кем так не было.

Верейский — по натуре был более тоталитарен, этакий властный господин мелкого пошиба. Мне тогда было почти тридцать, он был так контрастен по сравнению с Бирюковым, и я только-только оклемалась после первого развода. В общем… Ну ясно, да? То, что на выходе “властный господин” оказался психованной сукой — да кто ж мог такое предсказать.

— И все-таки, про наручники, — настырно напоминаю я.

— А это… — он улыбается краем рта. — Ужасно скучная история на самом деле. Одна моя знакомая через две недели замуж выходит. Мы планируем похищение невесты. Ну а наручники купили, потому что те придурки — садо-мазо увлекаются.

— Какие-то не очень садо-мазо наручники? — я капризно морщу нос. — Разве у них там не кожа с заклепками должна быть?

Наручники самые обычные. Ну, на вид — как в кино показывают. Металлические и все. Никакой тебе розовенькой опушки, никакого намека на то, что куплена эта прелесть в сексшопе.

— Если я сворую невесту Козыря и надену на неё садо-мазо наручники — жених может меня неправильно понять, — ухмыляется Давид. — А если Козырь неправильно понимает — никто не выживает. Ну, он разберется. Потом. Мне это уже будет посмертно.

— Какие у тебя знакомые крутые, — задумчиво улыбаюсь я, припоминая фамилию. Она на самом деле громкая.

Давид выруливает на дорогу и едет в сторону выезда из города.

— Все, можно начинать бояться? Сейчас ты завезешь меня в лес, и оттуда я уже живой не уползу?

— Надя… — Давид закатывает глаза, — какой тут у вас лес? Я же помню эту дорогу, тут не лес, тут Леруа Мерлен, Ашан здоровый на краю дороги и кладбище.

— О. На кладбище поедем? — не унимаюсь я.

— Нет, не поедем. Обойдешься без секса на кладбище, — обламывает меня Огудалов, — так что Понимаю, ты рассчитывала на атмосферу, готику, но погода не та, отморозишь себе что-нибудь, а обещал твоей маме вернуть тебя утром.