Книга Мой плохой босс, страница 53 – Джина Шэй

Не дала? А разве это неправильно? Разве я заслужил, чтоб дала?

Последняя мысль была самая безумная. Самая свежая и нетронутая. Я должен заслужить?

Ответ был прост и ясен — её должен. С любой другой бабой на моем горизонте ничего подобного не случалось. Не приходило в голову, что я должен заслужить. Скорей это я снисходил до них.

В эту ночь я почти не сплю.

Такое бывало в периоды рабочих цейтнотов, когда горит то одна сделка, то вторая, а тут еще налоговики приехали и телефон не затыкается…

Никогда меня так не накрывало из-за бабы.

Никогда еще я не лежал без сна в темной спальне, пырился куда-то туда, где у меня на потолке самый любимый мой выверт дизайнерской росписи.

И думал…

О её ореховом вкусе — терпком, настоящем, без лишней приторности…

О её немыслимой твердости, об которую я разбивался, будто был всего лишь волной, налетевшей на риф.

О том, что не могу… Не могу от неё отказаться.

Меня ломает так, как не ломало после первого секса.

Отчаявшись уснуть, я полночи выбираю цветы. Ползаю по сайтам цветочных бутиков, стираю в кровь мозг, пытаясь придумать, что же сделать такого… Неординарного.

Обычно, если вдруг так вышло, что мне попался очень упертый экземпляр, для которого нужно было устроить «бета-версию конфетно-букетного периода» я так не заморачивался. Заходил в цветочный магазин, который был в пяти минутах от моего дома, брал что-то подороже и попафоснее и шел оплачивать свой секс цветами. Это было просто.

Еще проще было сказать Наташе, чтобы заказала какой-нибудь приличный букет и отправила его по нужному адресу.

Просто — шло в моем случае в далекое путешествие в порнографическом направлении.

Тут я не могу и не хочу ничего делегировать. Хочу найти их сам — цветы, которые мне будет не стремно подарить Хмельницкой.

Я осознаю банальность такой херни, как цветы, но как показывает моя богатая практика — не столь уж многие женщины готовы отказаться от преподнесенного букета. Разве что вусмерть практичные, экономные, переводящие стоимость роз в количество не купленных на эти деньги бриллиантов.

Вот только я ощущаю копчиком — что-то серьезнее цветов от меня сейчас Ирина не примет.

Еще их бы приняла.

Вряд ли Зарецкий мог сделать такой жест. Нет. У них же был контракт. У него — была жена. Вряд ли он мог допустить для себя еще больший компромат, чем поездки в Тресс. А ухаживания — вполне себе компромат.

Азбука цветов — вообще оказывается идиотской штуковиной. Устаревшей с конца пятнадцатого века. Ею можно было сказать все что угодно, но не то, что мне нужно.

Нежность, желание, восторг…. Господи, ну кому это дерьмо нужно в наше время. Разве что девочкам-библиотекаршам, которые всю жизнь мечтали, чтоб за ними ухаживали нежно и романтично как в книжке. Не желая даже задумываться, что если этот вот неторопливый ухажер если не ходит налево, то как минимум неромантично смотрит порнушку и дрочит.

Каллы — безумное преклонение… В принципе…

Нет, рано. Я не готов так быстро капитулировать. Вряд ли Ирина будет заморачиваться этим посылом — она не похожа на девочку, которая будет гуглить смысл цветочных месседжей, но если таки она это сделает — то это будет довольно преждевременно. Да и не то это, что мне хотелось бы передать…

Почему нет цветка, который бы говорил о какой-то безумной одержимости? О том, насколько эта сучка меня поражает, и не может выйти из головы. О том, насколько сумасшедшие вещи из-за неё я вытворяю.

Да, есть красные розы с их «страстью», но есть в них какая-то глубокая загламуренность. Это была гламурная «страсть», ни в коем разе не та жадная тьма, что глодала меня изнутри.

И Ирина с этими красными розами как-то не сочеталась совершенно. Даже у меня в уме.

Нужные цветы я нахожу именно тогда, когда уже подумывал, что все это — бессмысленно, и то, что достойно Ирины, я просто не найду в этих чертовых цветочных бутиках.

Но все-таки мой глаз спотыкается на них… И я останавливаюсь, потому что да — оно!

Да, розы, да — банально до смерти, но цвет…

Черные лепестки с алыми краями, будто снаружи такие невинно-обычные, а внутри — глубоко порочные, полные кромешной сладкой тьмы. На длинных стеблях покрытых шипами.

Каждая из них — будто олицетворяет собой Её, одним только маленьким крохотным штрихом.

Сколько нужно, чтобы хватило описать Ирину? Ну, хотя бы некую её часть?

Я с универа так тщательно не брился и не выбирал рубашку так долго, как этим утром. Узел на галстуке перевязывал четыре раза. Потом посмотрел на себя в зеркало, полюбовался на совершенно спятившего идиота и напомнил, что сегодня, не позже, надо закончить проверку.

Она была нужна просто для того, чтобы не пропало мое время. Оно, в конце концов, денег стоит. И если я буду его тратить на херню — то и все остальные начнут.

На работу я приезжаю за полчаса до прихода Ирины. Свои заморочки, да.

— Юноша, телефончик не дадите? — ехидно интересуется Игнат, когда я выгружаюсь у офисного центра. Намекает, что я слишком вырядился. Сука ехидная, и хватает же наглости надо мной ржать.

— Не вопрос, только учти, я всегда буду сверху, — фыркаю я, а затем подаю руку для рукопожатия.

— Увы, это противоречит моим аморальным нормам, — вздыхает Третьяков, а потом косится на меня с интересом, — ну, что, как там ураган Ирина? Ты её догнал и сделал?

— Я в процессе, — откликаюсь я, не особо желая вдаваться в детали. Не хочется мне делить Ирину с Третьяковым, даже просто объясняя, как у нас обстоят дела. Да и помнится мне, Третьяков выражал желание перехватить у меня это «знамя». Еще спасибо, он был не настолько мудаком, чтобы делать это без согласования со мной.

Подъезжает машина от цветочного бутика. Газель.

Когда третий курьер выбирается из машины с корзиной роз у Игната лезут на лоб глаза.

— Тох, ты когда количество штук указывал — пару ноликов с конца лишних набил? — озабоченно уточняет мой друг. — Или нолика четыре?

— Ни одного лишнего, — ухмыляюсь я.

— Впервые вижу, чтоб ты так заморачивался, если баба тебе уже дала, — насмешливо тянет Игнат, покручивая в пальцах сигару.

— Если бы дала, — я даже драматично вздыхаю.

— А если не дала — нахрена столько денег тратить? — практично интересуется мой приятель.

— Так вышло, — я пожимаю плечами.

В общем и целом, я понимаю, о чем втирает мне Третьяков — у самого за плечом стоит пацан, который в восемнадцать пахал официантом после универа. Просто чтобы ему и сестре было на что жрать. И чтобы добиться моего нынешнего положения — на каких-то этапах моей жизни приходилось завязываться в узел.