Книга Ты теперь моя, страница 35 – Елена Тодорова

Принцесса хочет ужинать на берегу. Чудовище в собачий холод сажает Назара и Семена в лодку. С нашего ракурса их не видно, зато они контролируют возможное приближение со стороны моря.

Так, как это называется? Я забочусь о ней? Больше, чем планировал. Больше, чем должен.

— Как так вышло, что мы здесь одни? — оглядывая пустой зал, улыбается наивная моя девчонка.

Моя жена. Да, моя.

Не слишком ли много притяжательных местоимений?

— Санитарный день, — открываю меню.

— Класс! Повезло нам, — не вижу ее лица, но точно знаю, что улыбается. — Так хорошо здесь! Вид, обстановка, персонал, общая атмосфера… — перечисляет восторженно. — И музыка прекрасная. Этот мужчина так проникновенно поет, у меня местами прям слезы наворачиваются, — то ли тихо смеется, то ли шумно вздыхает. — Даже в санитарный день отлично здесь!

— Выбирай, что заказывать будешь.

— Да, да… — лопатит меню. — Я хочу их фирменное, как в прошлый раз. С морскими гадами…

Юля замолкает, когда к нашему столику подходит хозяин заведения.

— Вечер добрый, дорогие мои друзья, — привычно растягивает Алик.

— Добрый вечер, господин Закарян! Большое спасибо за ваше безразмерное гостеприимство и добрейшее сердце, которые не дают вам оставить нас голодными даже в санитарный день!

Выслушав восторженную тарабарщину Юли, Алик переводит на меня взгляд. Быстро справляется с мимолетной растерянностью.

— Какая прелестная у тебя жена, Архангел! Смотрю на нее и все свое красноречие теряю.

— А ты не смотри. Финтифлюшничать и ломать фасон нет никакой необходимости. Мы и без того хорошо сидим.

Алика очевидная резкость не отталкивает. Он каким-то макаром решил, что я к нему хорошо отношусь. Говорит, что руку, которая вкусно кормит, не отрубят.

— Сауль — угрюмый человек. Не приблизиться. По-братски не обнять. Может, вы, Юля, позволите? По-братски.

— Тебе, что, жить надоело? — глухо озвучиваю резонный вопрос.

Под напором моего взгляда теряется больше девчонка, нежели Закарян. Бросая в мою сторону укоризненный взгляд, она поднимается и, помявшись, протягивает гастрономическому шуту руку.

— Нам очень приятно ваше внимание. Еще раз большое спасибо!

— Всегда рад вас у себя видеть!

Алик удаляется, только когда официант приносит нам заказ. Юля с аппетитом ест и попутно болтает. Наверное, я начинаю привыкать к тому, что молчать у нее редко получается. Это даже не раздражает. Отлично вписывается в ситуацию. Особенно потому, что я молчу.

— Хочу танцевать. Рома, давай танцевать. Песня такая… Давай! Ну, пожалуйста, пожалуйста!

Тихо ругнувшись, поднимаюсь и выхожу из-за стола.

Никаких церемоний, принцесса.

Просто сдергиваю ее со стула и, отшвартовав чуть в сторону, прижимаю к себе. Она с шумом выдыхает и смеется.

— Сегодня все, как я хочу, — заявляет с непонятным для меня ликованием. — Спасибо!

Сведя брови, просто смотрю на нее. Она тут же смущается и опускает взгляд. После и вовсе надолго умолкает. Положив голову мне на плечо, расслабляется. А сквозь меня вдруг проносятся жгучие импульсы неопознанных ощущений. Инстинктивно задерживаю дыхание, когда они с головокружительной скоростью начинают вертеться внутри. Это, оказывается, трудно контролировать, потому что они, шутка ли, рвутся через грудную клетку наружу.

* * *

— В боксе сколько времени дают, чтобы подняться? — прилетает, едва я выхожу из ванной.

Покрутившись перед зеркалом в своей пижаме с оборочками, Юля поворачивается, чтобы посмотреть мне в лицо.

— Десять секунд.

— Это много или мало? Ну, в смысле, когда лежишь на лопатках, хватает, чтобы подняться?

— Не всем и не всегда.

— А вот ты? — смеется, дерзко играя бровями. — Тебя сложно положить? Я бы смогла?

Что тут ответишь?

За Юлю сейчас говорит алкоголь. Хотя она и без него в последнее время поразительно смелая. Не в плане наглых провокаций, хвала Богу. Эмоции проявляет откровенно.

— Научи меня какому-нибудь секретному удару, — выставляя кулаки, повторяет боксерскую стойку. — Куда нужно целиться? Где самое уязвимое место? С чего начинать?

— С установления дистанции. Ты слишком далеко находишься.

Она переступает, немного сокращая расстояние, но выглядит настороженно, словно действительно воспринимает это ребячество всерьез.

— Так?

— Выставь кулак. Полностью распрямляй руку. Полностью, — повторяю, обхватываю ее кулак ладонью и тяну на себя. — При ударе ты должна не просто коснуться цели. Чтобы пробить с максимальной силой, полному распрямлению пару сантиметров должно не доставать. Как будто ты не вместилась и сдвинула вместе со своим кулаком противника.

— Именно так? В подбородок?

— Это самый простой удар. Но в реале трудно поймать момент, когда он будет открыт.

— Что тогда делать?

— Отвлекать.

— То есть?

— Создавать иллюзию, что твоя цель находится ниже, выше, в стороне, — сам не знаю, зачем поясняю ей это. Понятно же, что без надобности Юле все эти нюансы. — Хороший удар должен быть невидимым.

— Хм… Это сложнее, чем я думала, — выдыхает она озадаченно и опускает руки.

— Дело опыта.

— Да ладно? Вот только чемпионами почему-то становятся далеко не все. Значит, дело не только в опыте.

— Не все выдерживают режим. На самом деле, без разницы, насколько ты силен, уникален и амбициозен. Не будешь соблюдать дисциплину, не научишься держать на привязи своих внутренних демонов — всему этому грош цена. День проваляешься на диване, кто-то другой в этот момент поднимется выше и станет лучше тебя. А наверстать еще тяжелее, чем бить в одну точку, выдерживая постоянное напряжение.

Некоторое время Юля молчит. Рассматривает меня с какой-то особой задумчивостью. Обычно насквозь ее вижу, но в этот момент почему-то слабо представляю, что ей пришло в голову.

— А ты бы сейчас мог вернуться на ринг? — спрашивает она, вновь поднимая руки. На этот раз, чтобы неторопливо огладить ладонями мои плечи.

— Нет.

— Почему?

Вот ведь детская непосредственность.

— Больше не вижу смысла. Нет былой мотивации.

— Я хочу тебя положить, — выпаливает девчонка, как всегда, именно то, что думает.

— Ты можешь меня положить только в одном случае. Во время секса.

Смущаясь, Юля игнорирует эту ремарку.

— Я знаю тебя уже три месяца, — проговаривает, рисуя пальцем непонятные узоры на моем плече. Сама себя поправляет: — Мы женаты три месяца. Сейчас у нас перемирие. Но впереди еще столько всего… Целая жизнь… — слушаю скорее по инерции, не придавая ее болтовне какого-то особого значения. — Если я тебя когда-нибудь положу, ты не обидишься? — приподнимаясь на носочки, заглядывает мне в глаза. — Не обижайся, пожалуйста.