Онлайн книга «Ты теперь моя»
|
— Ничего… Я просто тоже люблю тебя… Люблю… — Тогда поцелуй меня, — шепчет он на выдохе, прислонясь к моей переносице лбом. — Сама. Поцелуй меня. Юля. Не сразу реагирую. Застреваю в его темных глазах. Я хочу… Огнем горю. Ощущения настолько сильные, кажется, взорвусь. Но целовать… Прикасаюсь ртом к его рту, а поцеловать не могу. Эмоции наружу рвутся. Разожму губы — либо заплачу, либо закричу. Наизнанку меня выворачивает. И Саульского за мной тоже. Он ведь все чувствует. По глазам видит. С тела считывает. Он всегда меня чувствует. Пространство вокруг нас вращается, пол под ногами дрожит. Вселенная сходит с орбиты. Рома тяжело выдыхает и, не рассчитав силы, крепко вжимается своим лбом в мой. — Поцелуй меня… Юля… Я не контролирую ни дыхание, ни звуки, которые вместе с ним срываются. Шумно сглатываю и подчиняюсь, повторно прижимаясь к нему губами. Сердце ему в грудь толкается. Ломает нам обоим ребра: сначала мои, затем его. Густой кровью в его разорванную моторную мышцу впивается. Прорастает. Не разъединить. По-другому я не умею. Он сам меня этому научил. Я так люблю тебя… Не дожидаясь, пока меня унесут эмоции, Саульский все же помогает мне. Приоткрывает рот, и я инстинктивно захватываю его нижнюю губу. Сотрясаясь от сладкой и горячей дрожи, сдавленно и рвано выдыхаю на оставленный влажный след. Прерывисто всхлипываю и проделываю то же с верхней. Обратно переключаюсь на нижнюю. Рома отвечает так же неторопливо. Наши движения настолько медленные, будто время подвисло. Неловко. Нескладно. Сладко. Больно. Смертоносно. Неважно… Он — лучший. Единственный. Родной. Мой. Я сказать должна. Должна… Душат эти слова. Рвутся из груди. Не могу больше их удерживать. — Рома… Ромочка… Я тебя… Я тебя очень люблю… Все это время… Люблю… Только тебя… Всегда… Все вокруг перестает функционировать. Прекращается даже циркуляция воздуха. В груди моментально возникает горячее жжение. — Юля… — да, то, как он произносит мое имя — это яд. И одновременно противоядие. Он, безусловно, меня убивает. И воскрешает. Все это в течение коротких головокружительных секунд. Теперь Саульский набрасывается на мой рот. Врывается языком, выманивает мой и слегка его прикусывает. Затем мягко, с упоением, всасывает. Отрывается и по-звериному размашисто лижет мой рот. Ощущений так много! Хочется ускользнуть и тут же еще крепче прижаться. Разлетаюсь на искрящие атомы. Разлетаюсь… — Твой запах… Твой вкус… Юлька… Моя… Моя же! Ты — моя. Моя. Моя. Моя. Навсегда. — Вместе… — Вместе. Крепче сжимает меня руками. Скользит ладонями вверх по спине и обратно вниз. Сжимая бедра, толкается в мой живот пахом. О-о-о… Бо-ж-ж-е-е… Вздрагиваем. Нас обоих будто током пробивает. Саульский тяжело вдыхает и выдыхает, а по моему телу еще долгим отголоском рубит дрожь. Я знаю, чего он хочет. Я тоже хочу. Хоть мне все еще дико страшно. Восстанавливая дыхание, откидываю голову, упираясь в стену затылком. Рома горячо и влажно целует мою шею, спускается ниже и, не мешкая, дергает ткань домашнего сарафана вместе с лифчиком вниз, полностью обнажая мою набухшую грудь. Я замираю, на мгновение переставая дышать. Часто моргаю, поддаваясь необъяснимой панике. Но, блин, это же Саульский! Его не смущает даже то, что из сосков начинает сочиться молоко. Продолжая насиловать и жалить ртом сверхчувствительную кожу, он с откровенной похотью размазывает его по моей груди. Маньяк… Мой… — Я же тебя сейчас прямо здесь… Юля… Мурка моя… Я тебя прямо здесь… Мать твою… Не отпущу, Юлька… Я прикрываю веки. Давлюсь бурным выдохом. — Мне немножко страшно, — улучив возможность, честно признаюсь ему. — Почему? Почему тебе страшно, девочка моя? Не бойся… Ты только никогда меня не бойся, родная… — сердце разрывается от его слов и тона, которым они сказаны. — Юлька… Не молчи… Юля… Надо же, до чего мы дошли: суровый сдержанный Саульский просит меня, импульсивную балаболку, говорить. Тут бы рассмеяться. Но мне совсем не смешно. — В этот раз так высоко падать… Так высоко… — выдыхаю прерывистым шепотом. Он понимает. Скользнув ладонью по моей шее, прижимается к лицу своим лицом. — Юля… Юлька… Мы же вместе. Теперь навсегда. Вместе. Юля… Я с ума схожу… Давай… Еще один шаг. Последний. Давай. Не осознаю, но уже киваю. Часто и судорожно. — Я так соскучилась… Рома… Так… соскучилась… Душу на куски рвет… — молочу, пока он несет меня в спальню. И тут же встрепенувшись, взволнованно бормочу: — Господи… А вдруг вернутся… — Не вернутся. Не случайно, значит. Позаботился, чтобы нам никто не мешал. В этом весь Саульский. Уложив меня поперек кровати, принимается раздеваться. — Снимай все, — требует тяжелым и сиплым голосом. — Полностью. Благо одежды на мне немного. Стягиваю сначала трусы, затем, подцепляя трясущимися пальцами сарафан, трамбую тонкую ткань под грудь и торопливо стаскиваю его вместе с лифчиком через голову. Я голая. Он тоже. Время вновь застывает, когда мы, тяжело и хрипло дыша, словно одуревшие подростки, жадно рассматриваем друг друга. Я помню и не помню его тело. Это трудно объяснить. Он такой же охренительно большой и мускулистый. Литой. Красивый. Сексуальный. Но сейчас он как будто чужой. Незнакомый. И вместе с тем мой, конечно. Он — мой. Смотрю и себя теряю. Дышу и огнем пылаю. Точно знаю, какими именно желаниями горю. Мне его ласкать хочется — руками, губами, языком. Чувствовать его горячую кожу. Ощущать потрясающую тяжесть тела. Ловить на себе терпкий шлейф его запаха. Хочу… Его вот такого, откровенно возбужденного и зверски голодного. Хочу его глубоко в себя. Чтобы было, как раньше, томительно больно и восхитительно приятно. Хочу полностью подчиниться так, как он всегда требовал. За его животную страсть любовью заплатить. Так мы сошлись. И не может быть иначе. Матрас между моими ногами пружинит и прогибается, когда Саульский вжимает в него колено и, упираясь руками, двигается на меня. Замирает, когда наши лица оказываются друг напротив друга. Глаза в глаза. На пике эмоций меня душат слезы. Только бы не заплакать… Нельзя. Это все испортит. Взглядом его зову. Опускайся. Трогай меня. Осторожно… Нет… Так, как умеешь… Я выдержу… Боюсь и, как всегда, спешу. — Быстрее… Так мне будет легче. |