
Онлайн книга «Злая лисица»
– Дочь Ку Йены. – А значит, ты… – Умная. – И? – Красивая. – И? – Сильная. – И любимая. Миён почувствовала, как жизнь покинула тело матери. Холодные руки Йены обмякли. Она испустила последний, облегченный вздох. Наконец-то она была свободна. – Нет, – всхлипнула Миён. – Я же спасла тебя. Спасла. Спасла! Она вновь и вновь как мантру повторяла эти слова. Затем затихла. И разрыдалась. Миён рыдала над исчезающим телом Йены, пока в конце концов от него не осталось и следа. Только воздух и легкая дымка. 77 Выплакавшись, Миён без оглядки покинула поляну. Она даже не взглянула на то, что осталось от отца, – оставила на съедение воронам. Первым же делом девушка отправилась в шаманский магазинчик. Нара обязана была ей помочь – пусть шаманы сами разгребают, что натворили. Но в магазинчике было пусто. Не осталось ничего, даже пылинки на потертом деревянном полу. Упав посреди опустевшей лавочки, лисица разрыдалась от гнева и отчаяния – и так и лежала, пока ее не нашел Джихун. * * * Табличку в память о Йене установили под деревом мэхва [110], которое, несмотря на холод, зацветало еще зимой. Выносливое и в то же время красивое дерево. Оно напоминало Миён о Йене. Церемония прощания прошла тихо и просто, под свет убывающей луны. К Джихуну с Миён присоединился Чуну. Ему никто ничего не сказал – у Миён просто не было сил его прогнать. Идти ей было некуда, поэтому девушка осталась у Джихуна. Его комната служила ей последним убежищем перед смертью. Бусина растворилась вместе с телом Йены, а без еву кусыль лисица наверняка совсем скоро присоединится к матери. Миён плотно занавесила окна в комнате и без солнца даже не знала, сколько дней уже прошло. На полнолуние пришелся девяностый день. Значит, оставалось перетерпеть лишь десять суток пожирающего ее горя. Десять суток скорби, а затем девушка отправится в небытие. Миён лихорадило, ее тело со скоростью лесного пожара охватил жар. Целыми днями она спала, а по ночам рыдала. Но каждый раз, когда просыпалась, она видела Джихуна. Он то стирал ей пот со лба, то подремывал рядом. Джихун был ее последним утешением. И в то же время, видя боль в его глазах, она чувствовала вину. – Слушай, это просто смешно, – как-то раз сказал Джихун, распахивая плотно задернутые шторы. – Ты не умираешь, Миён. Девушка не ответила. Даже не двинулась, чтобы прикрыться от солнца. – Миён-а, – мягко продолжил Джихун. – Я не знаю, что мне еще для тебя сделать. Подскажи? Миён повернулась к нему и почувствовала щекой отсыревшую от слез ткань подушки. – Когда я умру… – Прекрати. – Когда я умру, – повторила она, – не оплакивай меня. Забудь обо мне и живи, как жил до нашего знакомства. – Миён-а. – Джихун сел рядом, поджав под себя ноги. – Если ты умрешь, я всегда буду тебя помнить. Это не значит, что моя жизнь тут же кончится. Да, люди уходят, и ничто уже не станет как прежде. Но если мы их забудем – разве можно считать, что мы их поистине ценили? – И когда это ты таким мудрым стал? – спросила Миён. – Когда прошел сотый день. – Что? – Миён вскочила, и от резкого движения у нее закружилась голова. – Я не хотел ничего говорить. Боялся сглазить. Но вчера был сотый день, – объяснил Джихун. – И ты все еще здесь. – Нет. – Миён покачала головой, судорожно пытаясь сосчитать дни, но последние полторы недели слились в сплошную мешанину сна и горя. – Не может быть. У меня же нет бусины. Я должна была умереть! – Неужели это так плохо? – Уголки губ Джихуна приподнялись в улыбке. – Ты так не хочешь провести свою человеческую жизнь со мной? Миён выдохнула, внезапно осознав, что все это время не дышала. И позволила себе наконец поверить в чудо. Вместе с тем пришла легкость – если бы не было Джихуна, приковывающего лисицу к земле, она бы непременно улетела. Миён засмеялась и, обхватив юношу руками, притянула к себе. – Я жива! – От радости у нее закружилась голова, и Миён снова хохотнула. – Жива! – Ты жива, – ответил обнимавший ее Джихун, и девушка услышала в его голосе радость. Внезапно помрачнев, Миён прошептала: – И мне придется теперь жить без нее. Джихун сжал ее ладони. – Нам обоим придется научиться жить без любимых. Миён вздохнула, вспомнив хальмони Джихуна. Не только она скорбела. – Я не знаю как. – Она вся дрожала. – Она была для меня всем. – Может быть, не стоит жить лишь ради кого-то одного. Может быть… – Джихун замолк, как-то странно изменившись в лице. – Может быть, не стоит полагаться в своем счастье и горе лишь на одного человека. – Ты чего, Джихун? – нахмурилась Миён. – Ничего. Просто подумал, что надо кое-кого навестить, – пояснил юноша. – Но это потом. А сейчас давай я сделаю суп. – Суп – это хорошо, – улыбнулась Миён. 78 Джихун дрожащей рукой постучал в блестящую металлическую дверь. Он сжал пальцы в кулак, чтобы унять дрожь. В целом ему уже стало лучше, хотя иногда и накрывало слабостью. Доктора уверяли, что это последствия столь тяжелой болезни и что все скоро пройдет, хотя так до конца и не выяснили, чем же Джихун болел. И, скорее всего, расскажи он им правду, это ничем бы не помогло. Так что для врачей Джихун остался загадкой. Дверь перед ним открылась, и показалось удивленное лицо его матери. – Джихун-а, – с опаской произнесла она. – Что ты тут делаешь? – Хотел кое-что сказать. – Он смолк. На пути к матери он много раз обдумывал свою речь, но сейчас вдруг растерялся. Поэтому просто выпалил: – Я понимаю. – Что? Голос матери дрожал от невысказанных чувств. Почему-то Джихуна это успокоило. – Я понимаю, почему ты ушла. Женщина рассеянно посмотрела себе за спину и, придя к какому-то нелегкому выбору, предложила: – Зайдешь? Я сделаю чай. Это серьезный шаг, подумал Джихун. И он не готов был его совершать. Ему потребовалось немало храбрости, чтобы заговорить с матерью, но проводить с ней время он пока не мог. – У меня мало времени. Просто должен тебе сказать кое-что. – Хорошо. – Женщина сложила руки на груди, вся во внимании. |